Дэвид Игнатиус - Банк страха

Американское посольство. Хофман потер глаза. Он устал и с трудом представлял ту картину, которая перед ним складывалась.

— Нет, Али. О’кей. Наверно, это неправильный номер. Спасибо вам за работу.

— Что вы хотите, чтобы я сделал теперь?

Хофман задумался. Похоже, Лина попала в паучью сеть, которая несколько раз переплелась сама с собой. Эта паутина была везде, а сам паук был невидим. Единственное, что мог придумать Хофман, — это постараться как-то отпугнуть его. Он пошел к сейфу, отсчитал толстую стопку денег и вернулся к своему агенту.

— Здесь десять тысяч долларов за два дня. Это больше, чем мы договаривались, но они заработаны. Я дам вам еще десять тысяч, если вы сможете сделать для меня еще одну вещь.

— О’кей. Что же это? Только без пистолетов. Я занимаюсь информацией.

— Без пистолетов. Я хочу, чтобы вы вернулись в Тунис и передали послание вашему приятелю Айяду и чтобы он передал его тем, кто ведет этот спектакль в Багдаде.

— О’кей. Нет проблем. Что за послание?

— Скажите им, что если они причинят какой-нибудь вред этой иракской женщине, у них будут очень большие неприятности с ЦРУ. Вы поняли? Они должны отстать от нее, или у них будут серьезные проблемы.

— Значит, эта иракская девушка работает на агентство? А не на Израиль?

— Она просто никто. Не важно, на кого она работает. И она ничего не знает про деньги.

— Как мне сказать, от кого послание?

— Скажите, просто от Хофмана. Не называйте моего имени. Просто Хофман.

— Так! Ваш отец передал вам это послание? У-Аллах! Как странно! Но о’кей. Они все знают вашего отца. Половину из них он пытался вербовать в Бейруте.

— Просто сделайте так, как я сказал, Али. О’кей? Скажите своим друзьям, что никто не должен ошиваться вокруг этой девушки. Ни иракцы, ни палестинцы, ни саудовцы, никто. Если они ее обидят, у них будет гораздо больше проблем, чем они думают. Передайте, что так сказал Хофман. Поняли?

— Хадер йа райесс! — Он торжественно отдал честь. — Когда вы хотите, чтоб я поехал? Может быть, завтра?

— Сегодня. Есть ночной рейс. Вы как раз успеете, если поедете сейчас.

— Сегодня не очень удобно, хабиби. Я хотел встретиться с одной старой подружкой, если вспомню телефон службы эскортных услуг. Сегодня как-то нехорошо.

— Нужно сегодня. — Хофман подошел к сейфу и вернулся с еще одной тысячей долларов. — Это на расходы, — сказал он. — В Тунисе полно красивых девушек.

На рю де Банк, пересекавшей старый деловой район Женевы, не было места зазывному неоновому сиянию реклам. Строгие здания, тянувшиеся по обеим ее сторонам и воплощавшие благоразумие и респектабельность, были «золотым слитком» кантона: в них размещались старейшие и почтеннейшие банки, главным образом banques privee, которые не нуждались в рекламе, поскольку предпочитали не общаться с широкой публикой. На дверях висели обычные латунные таблички с названиями: «Хентш», «Ломбард-Одье». Великие имена банковского дела Швейцарии! А некоторые частные банки даже эту форму «рекламы» считали излишней. На их дверях висел только номер дома, а то и вовсе ничего. Такие учреждения не функционировали в общем пространстве банковского дела. Это были финансовые черные дыры, всасывавшие деньги через свои невидимые двери.

Лина шла по рю де Банк, разыскивая номер одиннадцатый. Серый цвет утреннего неба гармонировал с архитектурой, так что вся улица словно была в тени. Лина с трудом различала номера сквозь густую вуаль. Она купила ее сегодня вместе со скромным деловым костюмом и шарфом на голову: это подчеркивало ее облик восточной женщины, только что потерявшей своего любимого дядю. Но смотреть через кружево вуали было трудно. Она могла, правда, различить на улице нескольких мужчин в пальто — видимо, банкиров, расходящихся по своим бухгалтериям. Даже на своей главной улице они вели себя осторожно и скрытно. Лина продолжала путь в поисках нужного ей дома. Она миновала номер семь; здесь на табличке было написано «ЛЕБОН». На номере девять — «С & СИ». Следующий дом, еще более серый, чем его соседи, имел строгий парадный вход с тяжелым латунным дверным молотком и табличкой, на которой было написано просто «М».

Остановившись около двери, Лина в последний раз повторила про себя свои реплики. Она тщательно подготовила роль и теперь, перед поднятием занавеса, чувствовала себя как бы слегка навеселе. Подняв дверной молоток, она ощутила его тяжесть в своей ладони и отпустила его. Дверь моментально открылась. Хорошо одетая женщина, которая, казалось, стояла за дверью и ждала Лину, спросила ее имя, после чего пригласила ее следовать за ней. Они пошли налево по узкому коридору с кремовыми стенами, затем повернули направо и миновали две узкие двери. Около третьей двери женщина остановилась, открыла ее и кивком пригласила Лину войти в небольшую комнату для собеседований. Потом она оставила Лину одну, закрыв за собой дверь. Фактически они не сказали друг другу ни слова.

В комнате для собеседований было уютно. Обстановка самая простая: удобный мягкий стул для клиента стоял по одну сторону лакированного стола, деревянный стул с прямой спинкой для банкира — по другую. Позади стола было окно, выходившее в маленький, не шире самой комнаты, дворик. С трех сторон дворик был окружен невысокой кирпичной стеной, так что никто не мог заглянуть в комнату.

Лина с интересом рассматривала этот секретный уголок. Очевидно, устройство дома подчеркивало таинственность «Кредит Мерсье». Здание было спроектировано в виде лабиринта, обеспечивающего клиентам конфиденциальность. Каждый посетитель, сидя в отдельной комнате, мог быть уверен в том, что другой посетитель его не увидит. Нефтяной министр из Шарджи никогда не узнает, что пользуется тем же банком, что и министр финансов Перу. Начальник штаба кенийской армии никогда не встретится лицом к лицу со спикером российского парламента. Они останутся тайными братьями. Лина села на удобный стул и стала ждать единственного человека, который видел все лица.

Через пять минут она услышала легкий стук в дверь. Не успела Лина ответить, как в комнату вошел плотный человек в сером костюме-тройке, с седеющими волосами и аккуратно подстриженными седыми усами. Иной цвет мелькнул лишь в его глазах — странные, чернильно-синие, они неожиданно сверкали на фоне продуманной уравновешенности его лица и фигуры. Он затворил за собой дверь, после чего протянул руку и представился. «Мерсье», — сказал он, слегка поклонившись. Ни имени, ни звания. У него были утонченные манеры человека, всю жизнь пропускавшего через себя грязные деньги и не замаравшего руки.

Лина приподняла вуаль и проговорила: «Сальва Баззаз», после чего снова опустила вуаль на лицо. Мерсье пригласил ее снова сесть, указав на стул жестом метрдотеля в шикарном ресторане. Своим обращением он старался подчеркнуть, что воспитан лучше, чем его гостья, но тем не менее всецело к ее услугам.