Анатолий Чехов - Кара-курт

— Как ты находишь Ашира?

— Робеет. Понять его можно: всю жизнь забитый бедняк, а тут против самого господина Фаратхана...

— Вот что, Яков Григорьевич, — сказал Андрей. — Я им покажу маленький спектакль для поддержания духа Ашира. Ты не мешай мне. Поймешь на месте.

— А в чем, собственно, дело? — насторожился Яков.

— Там увидишь. Пойдем к гостям. Что ж мы их одних с дежурным оставили...

Гости уже расселись на ковре, покрытом в центре чистой салфеткой. На салфетке традиционные фарфоровые чайники с зеленым чаем, в середине — блюдо с чуреком, сахарница с колотым рафинадом.

Кайманов спросил старейшего из пришедших, несколько раз назвав его уважительно «яш-улы», хорошо ли он себя чувствует, здорова ли семья, какое настроение и самочувствие у его товарищей — делегатов.

С невозмутимым видом тянул из пиалы чай Клычхан, заметно волнуясь, сидел неподалеку от него Ашир. Все это — и фальшиво-приветливые лица представителей Фаратхана, и невозмутимый Клычхан, и встревоженный Ашир — говорило Андрею: мирная картина дружеской беседы обманчива. Думают эти люди сейчас совсем не о том, что говорят. Готовится схватка, и схватка эта будет беспощадной.

Наконец чаепитие было закончено. Все — и пограничники, и гости — поднялись в седла, направились к аулу Фаратхана, расположенному в зеленом ущелье, прилегающем к долине. Справа и слева поднимались каменистые склоны, поросшие арчами. Дорога, извиваясь ползла по увалам сопок. Еще издали можно было понять, где живет первый богач Фаратхан. Это его дом стоит на самом высоком месте. Рядом, среди такой же тенистой зелени, дом Клочкомбека, с которым, как со старшим, вел переговоры Кайманов.

Зелень чинар и поблескивающий на солнце источник — только у этих домов. Остальные кибитки, как ласточкины гнезда, прилеплены к откосам выжженного солнцем ущелья. Над домом Фаратхана развевается красный флаг.

Из аула выехала кавалькада — около десятка всадников на отличных лошадях.

— А вот и сам Фаратхан на лучшем своем коне, — сказал Андрею Кайманов.

Два отряда встретились. Пограничники спешились, передали поводья своих коней хозяевам аула. Те, пройдя под тенистый навес во дворе дома Фаратхана, расседлали коней, работники тут же дали им клевер.

Всех гостей пригласили в уютный садик, окружавший площадку, сплошь устланную кошмами и коврами. Началась церемония взаимных приветствий, вежливых обязательных вопросов, рассаживания по рангам.

Андрей внимательно ко всему присматривался. Его рука на перевязи привлекала всеобщее внимание, но люди Фаратхана не спрашивали, где он получил ранение: наверняка и так знали. Клычхан сел рядом с Каймановым, внимательно наблюдая за всеми. Местная знать держалась с достоинством. Бедняки, вроде приехавшего вместе с пограничниками Ашира, сели обособленно, но тоже за общий стол.

Андрей знал, что целый отряд пограничников занял два соседних ущелья, но неизвестно было, какой отряд выставит против них Клычхан.

— Господин Фаратхан, — сказал Яков, — мы приехали разъяснить народу цель прихода наших войск.

— Сначала надо чаю попить, потом разговаривать, — с достоинством отозвался Фаратхан.

Ничего не поделаешь, приходилось выжидать и пока не торопить события.

Черный как деготь чай подали в специальных, перехваченных посередине тонкой шейкой стаканчиках, предназначенных только для самых почетных гостей. Затем подали жареную баранину. Гостям, по обычаю курдов, поднесли кундюки с водой — кувшины с длинными носами. Сам Фаратхан взял кундюк, стал поливать на руки Самохину и Кайманову, выделяя их среди остальных. Сын Фаратхана подал полотенце. Начался обед, состоявший из плова, жареной баранины, яичницы, фруктов, винограда, дынь и арбузов. Когда гости насытились, хозяин дома отдал негромкое приказание, обратился к Якову:

— Теперь можно и побеседовать...

Через несколько минут подошло еще человек десять-пятнадцать мужчин. Это не была та масса народа, которую рассчитывали встретить здесь Самохин и Кайманов, но тем не менее Андрей прочитал ноту, в расчете, что среди присутствующих есть люди, понимающие по-русски. Кайманов перевел ее на курдский язык, спросил, почему повесили на доме красный флаг.

— В честь прихода Красной Армии, — ответил Фаратхан. — Потому что и у нас теперь, наверное, будет Советская власть, — добавил он осторожно.

Самохин покачал головой.

— Власть, как была, так и будет ваша, — сказал он, — красный флаг тоже не обязательно вешать. Такого приказа советская военная комендатура не отдавала. Могу только сказать другое: если кто убежал из вашей армии, пусть не скрывается. Сдавайте оружие в гарнизон и в войсковые части и расходитесь, возвращайтесь к своим родным. Сообщите в другие аулы. Все ваши солдаты распущены по домам...

— Ай, знаем приказ, замечательный приказ. Красный флаг так, без приказа висит. Большая радость к нам пришла, — сказал Фаратхан.

Самохин и Кайманов решили не торопить события. Все должно произойти в свое время. Андрей не был уверен, что у Ашира хватит твердости духа справиться со своей ролью. Судя по всему, Ашир впервые в жизни попал в такое общество, и только присутствие советских пограничников позволяло ему чувствовать себя в безопасности. А ведь ему придется выступить в роли вожака. Где набраться храбрости, уверенности в себе?

— Джан Ашир, — обратился Самохин к продавцу угля. — Смотрю я, все-таки носишь ты на груди свою ай-дога?

— Так, начальник, так, ношу, — подтвердил Ашир. — Хорошая ай-дога, целый мешок угля за нее отдал.

— А ведь обманул тебя мулла. Негодную дал ай-дога.

— Пропал мешок угля, — вставил Кайманов.

— Не-ет, мулла не обманет.

— Ну хорошо, если уважаемые господа, — Андрей сделал жест в сторону Фаратхана и его гостей, — не против, давай проверим, кто из нас прав. В этом деле я тоже кое-что понимаю...

Кайманов, начиная догадываться, куда клонит Андрей, только головой покачал, но перевел все точно. Сейчас уже ни остановить замполита, ни изменить что-либо в его решении он не мог.

Андрей достал из нагрудного кармана гимнастерки карандаш, открыл планшет, вырвал из тетради двойной лист бумаги, сделал такое сосредоточенное лицо, как будто отрешился от всего мира, затем поднял глаза к небу, провел по лицу ладонями, словно совершал намаз, медленно стал писать справа налево какие-то крючки и закорючки, напоминающие арабскую вязь. Некоторые из окружающих стали повторять его молитвенный жест, все без исключения с интересом следили, что последует дальше.

Снова и снова Андрей проводил ладонями от висков к подбородку, поднимал к небу углубленный в себя взгляд, пока не написал несколько строк замысловатых вензелей, запятых и двойных точек.