Алексей Зубов - Вне игры

Владик накинулся на Сергея с площадной бранью.

— Ты что, с ума спятил? Шуток не понимаешь или принял лишнего? Теперь сам расхлебывай. И не вздумай меня впутывать в эту историю.

Владик быстро протрезвел. Да и Сергей пришел в себя. Разговаривали они теперь так, будто вот-вот перейдут в рукопашную. Но до этого дело не дошло. Владик вдруг стал канючить:

— Старик, если дело дойдет до всяких расследований, твердо стой на одной позиции: «Выпил лишнего, был зол на Ирину, хотел испортить ей настроение…» Меня не упоминай. Вдвоем — это уже сговор. Тут всякое припаять могут… — И снова воинственно: — Ты со мной не шути, старик. Я страшен в гневе. И вообще… Отрекусь — вся недолга. Знать ничего не знаю… Привет, старик, прости-прощай…

Несколько минут Сергей молча шагал рядом с Владиком, потом остановился, мрачно посмотрел на него и зло отчеканил:

— Экспериментатор! Свободолюбец! Эх ты, мразь!

И, не попрощавшись, свернул за угол.

— В тот вечер, — закончил свою исповедь Крымов, — я дал себе слово: с Владиком все, конец!

Михеев улыбнулся и не удержался от того, чтобы не заметить собеседнику:

— Поздновато, конечно! Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда… А сам он не пытался больше встретиться с вами?

— Пытался… Третьего мая рано утром Владик позвонил мне и с тревогой в голосе сообщил, что срочно хочет видеть, что есть чрезвычайные обстоятельства, побуждающие к тому. Но я резко оборвал его и сказал, что не желаю встречаться с ним. Через два часа я улетел в Сибирь.

— И вас не заинтриговал звонок Владика?

— Все, что касается Владика, теперь меня не интересует.

— Но ведь чрезвычайные обстоятельства могли касаться и вас. Вы не подумали об этом?

— Нет…

— А ведь обстоятельства действительно чрезвычайные, товарищ Крымов… Глебова-то нет в живых…

И Михеев рассказал обо всем, что случилось после той злополучной телеграммы. Он сообщал только факты. Разговор об этом впереди, и есть у него в этой связи вопросы к Сергею. Но Крымов, кажется, не сможет сейчас отвечать на них. Он оторопело посмотрел на Михеева, зажал лицо ладонями и тихо простонал: «Боже мой, что я натворил!» Сергей отчетливо представил, как рассвирепела Ирина, получив его телеграмму, и, вероятно, назло ему отправилась с Глебовым в горы…

Михеев внимательно наблюдает за Сергеем, старается успокоить.

— Ирине уже ничего не угрожает. Она в полном здравии вернулась в Москву, домой, и, если вам угодно, можно быстро получить с ней разговор. Желаете?

Сергей покачал головой: «Нет».

— Как угодно. А продолжение нашей беседы перенесем, видимо, на вечер. Вам надо прийти в себя.

— Нет, нет, не будем откладывать. — Крымов сказал глухо, не поднимая головы. — Я вас слушаю. Я готов ответить на все ваши вопросы.

— Скажите, пожалуйста, знал ли Владик о поездке Ирины, о том, что в пути она…

— Знал, все знал! — единым духом выпалил Сергей.

Сергей вспомнил день отъезда Ирины. На вокзале он встретил Владика, и тот, болтая с ним о том, о сем, будто невзначай стал расспрашивать о поездке Ирины к тетке. Теперь ему ясно: он сообщил об этом Глебову…

— Зачем? У вас есть какие-нибудь соображения на сей счет?

— Я уже говорил вам, что он сводня.

— Значит, желание удружить Глебову? Но ведь удар наносился другу детства? Так?

— Не знаю… Не берусь утверждать… Впрочем…

Сергей запнулся, задумался, посмотрел в окно, стал зачем-то протирать глаза и вдруг вскочил.

— Я не уверен, что это имеет отношение к делу — судите сами, но сейчас в памяти всплыл случайно подслушанный разговор: Владик и Василий не знали, что я слышу их, а мне ни к чему было давать знать о себе… Дословно я не помню, а суть такова — Владик напоминал Глебову, что от него ждут обещанной информации о докторе Рубине. Так и сказал: «Ждут».

— Когда был этот разговор?

— Сейчас, сейчас… Минуточку…

И тут же нахмурился — исключение из комсомола, из института раскололо его жизнь надвое: до и после. И, пытаясь вспомнить что-то, он всегда мысленно прикидывал — до или после? Так и сейчас. Вот он и уточняет:

— Это было незадолго до того, как меня исключили…

— Постарайтесь вспомнить: Дюк тогда находился в Москве?

— Да, Дюк был еще в Москве. Но его уже выдворяли из страны…

И еще один неожиданный для Сергея вопрос:

— Владик не говорил вам о своих родственниках, друзьях или подругах, живущих вне Москвы?

— Родственников у него нет. Друзей? Вне Москвы? Нет, не знаю… А по части подруг… Тут у него богатейшая коллекция. И в разных городах. Как поедет на курорт — в коллекции пополнение.

— Откуда это вам известно?

— Он любил хвастать своими мужскими победами. Самая последняя — врач из-под Курска. Владик несколько раз ездил к ней в гости.

— Это все, что вам известно о «коллекции»?

— Нет, еще Рита из Новосибирска. Он знакомил меня с ней в Москве. На ниве снабжения промышляет. В Москву она приезжала в качестве толкача от какого-то крупного завода.

— Какого?

— Не знаю.

— В какое министерство?

— Станкостроительной промышленности… Если мне не изменяет память…

Сергей уже не удивляется странным вопросам Михеева. Он помнил урок, преподанный ему в свое время Клюевым: «Здесь вопросы задавать буду я, а не вы…» И все же…

— Я знаю, это не полагается… Клюев однажды отчитал меня за «любознательность». И тем не менее не могу не спросить вас. Ирина в чем-нибудь виновата? И отчим ее… Вы в чем-то подозреваете его? И Ирину тоже?

— Видимо, Клюев мало чему научил вас… Придет время, и получите ответ на все вопросы. А пока извольте слушать и отвечать… Честно, правдиво… Все, что знаете, что помните…

И Михеев долго еще расспрашивал Сергея о Рубине, Владике, об Ирине, о их взаимоотношениях, о встречах Глебова и Захара Романовича. Для Михеева в рассказе Крымова, пожалуй, ничего нового не было. Разве только вот Ирина… Сергей не может ей простить: почему она сбила его с толку, когда Игорь Крутов предлагал поехать в Сибирь? Да, года два-три им было бы трудно. И ему, и ей. Но не случилось бы всего того, что затем наслоилось.

…Они провели вместе весь день. Михееву было интересно слушать Сергея — что думает этот молодой человек о жизни, о любви, товариществе, о стройке, журналистике. Михеев слушал его и думал: «Удивительно, как сконцентрировались в нем столь противоречивые черты — романтика, одержимость и подспудная, плохо скрываемая жажда всех благ жизни… Всех сразу. И любой ценой».

Сергей говорил сбивчиво, часто возвращаясь к прошлому. И тут же стал рассказывать, как Игорь познакомил его с человеком, который в глазах Сергея олицетворяет совесть партии, — со Строковым.

— У него в жизни много всяких обязанностей… Мелких и крупных, заметных и незаметных. Но есть у него одна обязанность, которую он исполнял и исполняет отличнейшим образом, — быть Человеком среди людей.