Алексей Зубов - Вне игры

— О, совсем немного. Дружбы и лояльности. И притом во имя наших общих интересов. Подчеркиваю, общих. Не будем сейчас уточнять детали, они носят преимущественно технический характер. Поговорим о главном. Если вам представится возможность, приезжайте к нам на Запад. Само собой разумеется, что только на время. Центр нуждается в услугах господина Рубина, когда он в Москве. В какую страну? Это практически не имеет значения. Разумеется, в страну западного содружества. Нас не надо заранее уведомлять о вашем выезде. Поверьте, у нас достаточно возможностей с абсолютной точностью знать день и час вашего приезда в любой город любой страны Запада. Мы сами позаботимся о нашей встрече. Если вы приедете к нам с группой туристов, то от вас потребуется минимум находчивости: ненадолго избавиться от общества соотечественников. Выберите подходящее время… Обо всем остальном мы позаботимся сами. Вам ясно? — И, не ожидая ответа, сделав лишь небольшую передышку, Нандор продолжал: — Если у вас ничего не получится с выездом на Запад, тогда мы предпримем другие меры… Кто-нибудь из ваших западных коллег пригласит вас персонально на симпозиум, конгресс. В крайнем случае — для выступления с лекцией перед студенческой аудиторией. Если вы получите такое приглашение, не отказывайтесь, немедленно начинайте оформлять выезд. О средствах на поездку можете не беспокоиться. Денег у вас будет достаточно. Это наша забота…

Рубин пытался заглушить душившую его злость:

— Позвольте. О чем вы говорите? Вы представляете, что это сулит…

Нандор прервал его с легкой снисходительностью:

— Я много лет провел на Востоке, господин Рубин, и хорошо знаю коран. В нем записано: «Вчерашний день прошел, завтрашний еще не наступил, у тебя есть только сегодня». Вам все ясно?

И вдруг рядом с ними, словно он из-под земли, вырос высокий, элегантно одетый, худощавый молодой человек.

— Простите, как отсюда проехать до Киевского вокзала?

Рубин стал объяснять. Незнакомец внимательно слушал и — может, это показалось доктору — пристально рассматривал его. Молодой человек поблагодарил и неторопливо зашагал к троллейбусной остановке. И тут Захар Романович обратил внимание на неожиданное совпадение — в руках незнакомца был точно такой же портфель, как у «Федора Федоровича». Два совершенно одинаковых, стандартных, темно-коричневых портфеля: что это, случайное совпадение?

Нандор, видимо, перехватил полный любопытства и недоумения взгляд Захара Романовича.

— О, вы есть очень любопытный и наблюдательный джентльмен.

— О чем вы?

— О вашей наблюдательности, господин Рубин. Похвально. Я буду докладывать шефу, что вы есть очень наблюдательный и отлично ориентируетесь в обстановке. Я буду отмечать, что вы всегда быстро принимаете единственно правильное решение. Я заметил это еще тогда, на базаре, в Стамбуле…

Рубин вздрогнул, побледнел. Ему ясно: сети подняли и груз его давних преступных деяний. Агенты иностранной разведки нашли досье, заведенное на него гитлеровцами. «Привет от Воронцова…» Так, так… Значит, он из рук в руки передан. От одного разведчика другому. Извольте теперь расплачиваться, Захар Романович!

Тяжкие его раздумья прервал приглушенный голос Нандора.

— Нам пора расстаться, Захар Романович. В Москве мы, вероятно, уже не увидимся. А на Западе я буду рад приветствовать вас…

…Направляясь к выходу из сквера, Рубин облегченно вздохнул. «И это все?» Нет, не все! Он слышит торопливые шаги Нандора. «Федор Федорович» догоняет его, берет под руку и все так же ласково говорит:

— Возьмите мой портфель. Здесь русские книги по биологии. Больше в нем ничего нет. Теперь запоминайте: завтра утром, в восемь сорок, с этим портфелем вам надлежит быть у Рижского вокзала на остановке автобуса номер девяносто восемь, идущего к центру. У вас в Москве в этот час люди едут на работу и автобусы всегда переполнены. Вы займете очередь. За вами пристроится тот самый молодой человек, которому вы только что объясняли, как проехать до Киевского вокзала. Вы будете держать портфель в правой руке, ваш спутник — в левой. В автобусе вы обменяетесь портфелями. Других контактов между вами не должно быть. Вы не знаете друг друга и не должны знать. Получив портфель, можете сходить на любой остановке. И тут же, немедленно отправитесь домой. Запомните, домой! Портфель вы откроете дома. Только дома! И, конечно, без свидетелей. В портфеле вы найдете все необходимое для вас.

И, попрощавшись, Нандор широким, энергичным шагом направился к площади.

…Идут минуты, долгие как годы. Захар Романович ждет Бутова. Только что они договорились по телефону о встрече. Как объяснит он Бутову — почему до сих пор молчал о Стамбуле, Нандоре? Почему до конца не рассказал о последних контактах с Глебовым? Поверит ли? Поймет ли? И словно в калейдоскопе проносятся перед ним страшные картины прошлого, о котором он так мучительно старался забыть.

…Бутов весело приветствовал хозяина дома, участливо поинтересовался здоровьем, настроением. Доктор с трудом поднимается навстречу гостю, и полковник безуспешно уговаривает его прилечь на кушетку.

— Вам нездоровится, Захар Романович? Может, отложим наш разговор?

— Нет, нет. Категорически возражаю. Нельзя. И обстоятельства требуют. И потом… Нам надо о многом переговорить. Я не могу больше… Я устал…

Он умоляюще посмотрел на Бутова и уже не сказал, а, задыхаясь, прохрипел:

— Я устал от страха! Сейчас вы все поймете, Виктор Павлович. Начнем вот с этого. — И он достал из кармана пиджака какую-то крохотную штучку.

— Вот ваш милифон. Тут запись моей сегодняшней беседы с иностранцем. Но прежде чем вы прослушаете ее, я должен сообщить вам нечто такое…

Рубин потер руками лицо, нервно встал из-за стола. Наконец он решился и тихим, но твердым голосом произнес:

— Помните, тогда, в машине, вы сказали: «Нам известно, что вы еще не выложили всей правды…» Это так. Даже после всего того, что я рассказал вам о Глебове. Беседа наша прервалась. Я не решился продолжить ее. А вы не настаивали. Теперь я понял почему: «Пусть Рубин примет все муки человека с нечистой совестью. Пусть… Придет время, и признается». Так, да? И камни остались на шее. Увы, сегодня не по доброй воле я сбрасываю их. Вы услышите записанные милифоном слова «Федора Федоровича»: «В свое время вы оказали мне честь, посетив мой магазин». Будь он проклят!

Перед Виктором Павловичем лежит на столе милифон, но полковник не спешит включать его. Пусть говорит сам Захар Романович.

…Виктор Павлович слушал Рубина молча и, только когда был упомянут Владик, спросил:

— Когда вы его видели в последний раз, в какой связи?