Курт Сиодмак - Искатель. 1995. Выпуск №2

— А, кстати, почему он убил ее? — поинтересовался я.

Мой вопрос, казалось, не удивил Пальса.

— Вероятно, вам это известно лучше, чем мне, — иначе меня бы здесь не было. Насколько я знаю, Хиндс в очередной раз украл у нее деньги, а потом испугался, что она обратится в полицию. Дело в том, что эти деньги несчастная женщина откладывала на свои похороны. Как известно, многие люди, всю жизнь прожившие в нужде, желают найти достойное место на кладбище… Может быть, она и не стала бы поднимать шума — кто знает? — но Хиндс решил опередить события и подстерег ее у выхода из отеля. А потом дважды проехался по ней на автомобиле, купленном на ее же деньги. Во всяком случае, именно так скажет прокурор. Умышленный наезд с целью убийства.

Пальс затушил сигару и поднялся на ноги.

— За такое дело можно было бы взять и сорок тысяч долларов, — пробормотал он.

Я проводил его до двери.

— Желаете получить наличными? — спросил я.

— Разумеется, — ответил он.

Уже переступив порог, он вдруг остановился и пристально посмотрел на меня.

— Скажите — он ваш сын?

— Неужели я выгляжу таким стариком? — улыбнулся я.

На лице Пальса появилось какое-то странное испуганное выражение.

— Да, так мне показалось — всего минуту назад.

Сначала я опешил. Потом, закрыв дверь, лег на постель и не вставал до самого вечера.

13 декабря

Утром я съездил в клинику, с меня сняли гипс.

Иные актеры, чтобы свободнее чувствовать себя на сцене, весь день ходят с гирями, привязанными к рукам и ногам. Когда перед выступлением они сбрасывают эту ношу, у них появляется такое же ощущение полета, свободного парения в воздухе, какое я испытал, избавившись от своего двадцатифунтового панциря.

На мое прекрасное настроение повлияло и то, что меня наконец-то перестала донимать эта бестолковая фраза: «Во мгле без проблеска зари…»

Я принял ванну и впервые за прошедшие недели надел старый, сшитый по моему размеру костюм.

В кармане пиджака лежал ключ, который Стернли отдал мне перед отъездом. Я повертел его в руках и поехал в Коммерческий банк Калифорнии. Увидев меня, усатый кассир скрылся за боковой дверью и через минуту вернулся вместе с управляющим.

Управляющий, видимо, решил не обращать внимания на мои странности. Он выслушал мою просьбу и без лишних слов провел меня в отдел вещевых депозитов.

Я осмотрел сейф, набрал на замке цифры 114474, повернул ключ, и дверца открылась.

Внутри ничего не было, если не считать небольшого конверта, который я переложил в свой карман.

На улице я распечатал его.

В конверте лежала квитанция на тысячу восемьсот тридцать три доллара и восемнадцать центов, написанная рукой Донована и подписанная Роджером Хиндсом. Внизу стояла дата: 7-е февраля 1901-го года. И место: Сан-Хуан, Калифорния.

Я перевернул этот пожелтевший листок, но и на обороте не нашел ничего такого, что могло бы ответить на вопрос, почему Донован так бережно хранил его.

Сан-Хуан — городок с пятью тысячами жителей, где Донован начал свой почтовый бизнес. Вот и все, что мне было известно о нем.

Положив квитанцию в бумажник, я решил пополнить эти сведения тем, что по возвращении расскажет Стернли.

В холле отеля меня поджидал шофер Говарда Донована. Побуждаемый то ли интуицией, то ли телепатическим сигналом, я не удержался и окликнул его:

— Привет, Лонца!

Он вытаращил глаза: не мог вспомнить, виделись ли мы прежде. Затем его лицо расплылось в улыбке. Как будто я сказал что-то смешное.

Мы поехали по бульвару Вентура на север, в сторону местечка Энсино. Я откинулся на спинку правого сиденья и закурил безвкусную кубинскую сигару.

Граница между моим сознанием и Донована вдруг размылась, стала почти неразличимой. Я произносил какие-то слова, но говорить меня заставлял Донован. Лишь во время ходьбы мое тело полностью подчинялось моей воле. Или это мне только казалось? Слишком уж нелегко было распознать, кто управляет движениями моих рук и ног — я или Донован? Но мои мысли были по-прежнему четкими и собранными.

В Энсино мы миновали большие чугунные ворота. Они показались мне знакомыми.

Машина поехала по огромному парку с высохшими искусственными водоемами и пустыми террариумами. Цветники выглядели такими запущенными, словно после смерти их прежнего владельца там росли только сорняки.

Наконец мы остановились возле безукоризненно белого и немного вычурного особняка в испанском стиле, с множеством внутренних двориков и балконов с навесами. Шофер провел меня в библиотеку. В огромном камине горел огонь, отбрасывавший зыбкие тени на потолок и стены этого просторного помещения. В углу за столиком сидели Говард и Хлоя. К моему немалому удивлению, с ними был мой адвокат Фаллер.

— Здравствуйте, Кори.

Говард встал и направился ко мне, но вдруг остановился. На его лице появилось вопросительное выражение. Он смотрел на мою левую руку.

— Прошу прощения, — сказал я, бросив сигару в камин.

— Кубинская, не так ли? — задумчиво произнес Говард. — Этот сорт курил мой отец. Представляю, что сейчас творится у вас в горле — очень крепкий табак.

С этими словами он дружелюбно пожал мою правую руку.

Фаллер ответил на мое приветствие холодным кивком и занялся лежавшими перед ним журналами. Миссис Хлоя Бартон поздоровалась, но не проявила ни малейшего желания вставать со своего кресла.

Говард подошел к бару.

— Что-нибудь выпьете, доктор?

— Спасибо, не надо, — сказал я.

— Ах да, слишком много свидетелей, — сухо улыбнулся Говард, явно продолжая думать о своем отце. Он вел себя, как окружной прокурор, желающий усыпить бдительность подозреваемого.

Хлоя напряженно смотрела на мою правую прихрамывающую ногу. Выражение ее глаз меня насторожило. От таких женщин всегда можно ожидать истерики или чего-нибудь в том же роде.

Мы обменялись несколькими незначительными репликами, не разрядившими атмосферу нашей встречи.

— Фаллер! Не желаете виски? — неестественно бодрым голосом спросил Говард.

— Благодарю вас, у меня еще осталось от прошлого раза, — пробормотал Фаллер и снова уткнулся в журналы.

Я устроился за столом. Говард сел рядом со мной и не без фамильярности хлопнул меня по колену.

— Ну, как поживает наш общий знакомый Стернли?

Его слова послужили сигналом к решительным действиям. Фаллер закрыл журнал, Хлоя выпрямилась и поправила прическу. У нее были очень худые руки, сквозь тонкую кожу выпирали не только кости, но и сухожилия.

— Стернли? Нормально, а что? — беззаботным тоном произнес я.

— Он неплохой человек, к тому же у него превосходная память, — поспешил объяснить Говард. — Если бы не его прогрессирующая близорукость, я бы предложил ему поступить ко мне на работу.