Анатолий Ромов - Таможенный досмотр

— Хозяева здесь? Эй!

Через некоторое время дверь открылась, выглянул человек лет пятидесяти, маленького роста, с взъерошенными пшеничными волосами, явно “принявший”. От него слышался легкий запах спиртного.

— Нам бы Бондарева, — сказал Сторожев.

— Я Бондарев. Вы что… из милиции?

— Почти. — Сторожев помедлил. — Кто находится в лагере, кроме вас?

— Завхоз наш, Сеппель. Ну и Леша Сивоконь, шофер. А что? Вы насчет машины, я все сказал.

— Слушайте, Бондарев. — Глаза Сторожева зло сузились. — Вы что? Вы отдаете себе отчет? Вы мне бросьте здесь ваньку валять!

Сторожев перешел на шепот. Я знал — для говоривших с это было самым неприятным. Поколебавшись, Бондарев вышел на улицу, будто не хотел, чтобы хоть что-то из разговора было слышно в комнате.

— Бросьте, слышите, Бондарев? — Тон Сторожева стал спокойным. — Вы против кого идете? Не поняли. Подумайте. И поймите.

Было видно — Бондарев испугался. И не на шутку.

— Когда угнали машину? Время угона?

— Ну… в пять—шесть часов.

— А когда вы сообщили о пропаже? Я спрашиваю: когда?

— Ну… так я же не знал. Я думал, кто-то из наших.

— Почему вы так думали? На каком основании?

— Ну… Ааа. — Бондарев махнул рукой. — Записку мне оставили. А, вот. — Бондарев полез в карман. Долго рылся там, наконец достал клочок бумажки, протянул Сторожеву.

Это был основательно помятый двойной листок — такие листки дают на почте. Листок был нелинованным, с рисунком в верхнем левом углу. Наверху, у центра, листок был неровно проколот. Ниже ровным, даже аккуратным, почерком, карандашом с небольшим наклоном вправо было написано: “Извини, взял машину часа на два. Приеду днем”. Ничего больше на листке не было.

Сторожев прочел записку. Осмотрел листок. Теперь, после того как я впервые столкнулся со следами Пахана еще в Печорске, мне было ясно — это характерный прием Корчёнова. Очень похожий на него.

— Почему вы сразу не сообщил о записке?

— Да я… Вы поймите… Вдруг самом деле кто-то из наших.

— Кто именно из ваших?

Было ясно, Бондарев не знает сейчас, что ответить. Психологически все рассчитано точно. Прочитавший такую записку в самом деле не будет уверен, свой ли человек увел машину или ее просто угнали.

— Кого же вы могли иметь в виду? Из “ваших”? Шофера машины?

— Н-нет. Это не его почерк. Да и вообще почерка этого я не знаю.

Вид у Бондарева был по-настоящему удрученный.

— Хорошо. — Сторожев аккуратно сложил записку спрятал в карман. — С друзьями своими можете нас познакомить?

Комната, в которую мы вошли, была чем-то вроде склада. Двое мужчин, сидевшие на мешках, посмотрели на нас. Помедлив, один из них, более молодой, встал.

— Это наш шофер, Леша Сивоконь, — сказал Бондарев. — А это — Яков Петрович Сеппель. Наш завхоз. Яков Петрович, очнись… Леша… Эти товарищи по поводу машины.

Сивоконь был трезв. Лицо у шофера было открытым, даже приятным. Глаза смотрели твердо и прямо. Сеппель же, оставшийся сидеть, тупо рассматривал нас. Кажется, он был в последней стадии опьянения, в любом случае сейчас он ничего не видел.

— Здравствуйте, — сказал Сивоконь. — Вы уж извините.

— Ничего. — Сторожев оглядел комнату. — Давно он… так? И какой повод? Что-нибудь случилось?

— Просто премию дали.

Сторожев показал глазами: здесь нам больше делать нечего. Ясно, почему не только Бондарев, но и Сеппель ночью не услышали шума мотора.

В Таллин мы вернулись затемно. Угон машины, в общем, мог значить только одно — что Пахан где-то в районе ярвеского побережья, то есть там, где мы и ожидали.

Сначала я высадил Анта у его дома. Развернулся и через пять минут был уже около дома Сторожева. Выключил мотор.

— Вот что, Володя, — сказал вдруг шеф. — У тебя ведь есть машина “Москвич”? Скажи, ты дефицитные запчасти к ней где достаешь? Только честно?

— Ну, везде, — сказал я. — Иногда на толкучке возле магазина.

— На толкучке. Это хорошо. Так вот потолкайся на этой самой толкучке, понял? Как будто ищешь нужные тебе детали. И если у тебя будут спрашивать, не продашь ли ты сам что, говори — продаю. Понял? Намекни — есть у тебя дефицит. Ну там крестовина кардана. Ну, необязательно она. Допустим, свечи. Что-нибудь еще в этом роде. А если тебя будут спрашивать, как все эти вещи можно получить, говори: мол, как обычно, как всегда, утром на том же самом месте, на Нарвском шоссе, у указателя. Можешь добавить: у указателя поворота. А вот в каком именно месте шоссе — не говори.

На другой день к одиннадцати часам дня я подъехал на своем “Москвиче” к Таллинскому магазину-салону по продаже автомобилей. Место у входа в магазин и прилегающий тротуар уже сейчас были заполнены самой различной публикой — ищущими запчасти, желающими встать в очередь, продающими машины или запчасти, жучками-перекупщиками. Походив среди них, я постепенно освоился. Уже через полчаса я начал легко контачить с жучками. Один — меня удивила его кожаная куртка, надетая прямо на голое тело, — долго крутился около меня, пока я не спросил:

— Что есть?

— А что нужно?

— Зеркало, — брякнул я наобум.

— Нет. Зеркал нет. — Он вздохнул. — Есть эмблемы хорошие. Для “мерседеса”. Для “доджа”.

Через пять минут меня поймал еще один жучок — он продавал закрепленные на присосках качающиеся руки.

— На заднее стекло.

В это время кто-то остановился рядом. Спросил:

— Обивку никто не продает?

Я присмотрелся — это был довольно солидный человек средних лет в штормовой куртке.

— Вам что нужно, только обивка? — спросил я. — А то есть дефицит.

— Ну, — солидный пожал плечами, — я бы взял. А как посмотреть?

— Я бываю как обычно. Утром, с полдесятого. На Нарвском шоссе. У указателя.

— Указателей-то много.

— Если захотите — найдете.

— Что-то непонятно. — Человек в штормовке пожал плечами и отошел.

К середине дня я мог, если бы захотел, купить карбюратор, несколько крыльев от “Жигулей”, коробку передач “Москвича”, передний мост от “Волги”, двери всех видов, импортную обивку, совершенно новое лобовое стекло, никелевые ручки, наружные зеркала. К этому времени я нашел около десяти желающих приобрести дефицит, сообщив им, что готов ждать их у указателя на Нарвском шоссе.

Утром, в половине десятого, взяв с собой радиотелефон и термос с кофе, я уже ждал в своей машине на обочине у знакомого синего знака “Ранаконатэе — 700 м”. [1] Названия и расположение некоторых районов и улиц изменены. — ПРИМ. АВТОРА Мимо меня то и дело проходили автобусы, легковые и грузовые машины. Но ни одна из них не остановилась.

Да, я понимал по крайней мере часть замысла Валентиныча. Но, честно говоря, с самого начала сомневался, даст ли этот опыт результаты. Хотя готов был признать, что, в общем, сама идея придумана шефом неплохо. Правда, в ней, на мой взгляд, было два изъяна. Первый — то, что я понимал ее пока не до конца. Но с этим я мирился. Второй был более существенным. Мысль, что Пахан выманивал хозяина серых “Жигулей” на седьмой километр (чтобы потом уехать на этой машине) дефицитными запчастями, была хороша при одном условии — если принять за основу, что этот водитель не “расколется”, когда мы его поймаем. Вряд ли Пахан был столь наивен, чтобы верить в это.