Джоби Уоррик - Тройной агент

По первоначальному плану встреча должна была произойти в Пешаваре, древней пуштунской столице, ныне центре провинции Хайбер-Пахтунхва с населением свыше двух миллионов человек в Северо-Западном Пакистане. Предполагалось, что Балави настоит на том, чтобы встретиться с бен Зеидом наедине, и, как только тот появится, откуда ни возьмись, выскочат боевики «Аль-Каиды» с автоматами, так что офицер Мухабарата в два счета будет похищен (или «арестован», как назвал бы это Балави). Конечно же, неподалеку окажутся и цеэрушники, за всем этим наблюдающие, они попытаются вмешаться, и тут уже вступит в действие План Б. Если похитителей окружат и помешают отходу, в крайнем случае они своего пленника просто убьют.

Идею встречи в Пешаваре бен Зеид не забраковал — что ж, город оперативники ЦРУ хорошо знают, там много их агентов. Но офис ЦРУ в Исламабаде наложил вето. Слишком велик риск — в частности, пакистанская разведслужба может прознать о намечающейся встрече и, чего доброго, организовать утечку, сообщив кому следует, кто такой Балави.

Когда сорвалось с Пешаваром, следующим предложением боевиков стал главный город Северного Вазиристана Мираншах. Этот город практически принадлежит сети Хаккани, близкому союзнику «Аль-Каиды», а в пригородах и ближних деревнях вовсю орудуют подчиненные Мехсуду талибы. Там бен Зеид может исчезнуть в лабиринте глинобитных дувалов, среди хаоса базаров и закоулков, прежде чем ЦРУ успеет разобраться в происходящем.

Бен Зеид отверг и Мираншах, но Балави продолжал настаивать. Предлагал варианты, пытался взывать к совести. «Это же я тут всем рискую!» — твердил он.

Упрямство Балави начинало уже раздражать, но ветераны ЦРУ списывали его на неопытность агента. Осведомитель явно боится, это естественно, и еще не понимает, куда ЦРУ может дотянуться, а куда нет. Он не понимает, что, если есть хоть какой-то выбор, американцы никогда не согласятся проводить столь важную встречу в таком месте, как Мираншах, — городе, где абсолютный контроль ведомства над всеми обстоятельствами далеко не гарантирован.

По большому счету для нашей встречи подходит единственное место, писал бен Зеид. Это американская база в Хосте, она рядом с Мираншахом — как раз за горным хребтом и границей. Балави успеет быстро обернуться и возвратится в Пакистан прежде, чем его отсутствие будет замечено. Хост обеспечит полную безопасность и защиту от глаз шпионов «Талибана».

Балави же, напротив, к базе ЦРУ никакого интереса не испытывал. Он хорошо понимал, что ехать в Хост — это все равно что вламываться в тюрьму. Для засады и похищения никаких шансов, и никаким воинам «Аль-Каиды» он не выкрикнет приказ «в атаку!» Оружие, если его и удастся каким-то образом пронести на базу, почти наверняка отберут, а он сам будет убит прежде, чем успеет выстрелить хотя бы раз.

Это невозможно, написал он в ответном послании.

Вместе с тем само приглашение посетить известную базу ЦРУ содержало в себе соблазнительную возможность нанести удар как по иорданской разведслужбе, так — при удачном стечении обстоятельств — и по американской. Балави это понял, да и хозяева из «Аль-Каиды» тоже почти наверняка подумывали о том же. В отличие от других обсуждавшихся с ним планов, этот был бы чисто сольным его выступлением и транспортировки актера требовал лишь в один конец. Но сие было бы чрезвычайно, запредельно рискованным мероприятием. Чтобы преуспеть в качестве бомбиста-смертника, Балави требовалось каким-то образом преодолеть множество заграждений безопасности — прежде всего несколько кругов афганской и американской охраны, дальше идет ощупывание, охлопывание, натасканные на взрывчатку собаки и металлодетекторы. Реально он мог надеяться унести жизни лишь нескольких низкооплачиваемых бедолаг-пуштунов, которые нанялись охранять внешний периметр базы, чтобы было на что кормить детей.

Об отношении Балави к миссии смертника можно судить по настойчивости его попыток избежать поездки в Хост. С самого начала декабря, когда уже и бен Зеид на базу прибыл, агент забрасывал куратора просьбами приехать в Пакистан. Когда, наконец, стало ясно, что о Мираншахе не может быть и речи, Балави предложил еще один вариант: встретиться под открытым небом в Гулям-Хане, пограничном поселке, где шоссе из Мираншаха в Хост проходит через контрольно-пропускной пункт.

Спор продолжался и 17 декабря, когда ЦРУ нанесло один из самых мощных за последние несколько месяцев ракетно-бомбовых ударов. Целью удара была усадьба неподалеку от деревни Датта-Хель — той самой, где портной шил в это время не совсем обычный жилет. Усадьбу, где происходило собрание командиров «Аль-Каиды» и «Талибана», разнесло минимум десятью взрывами, убившими шестнадцать человек. Это было тяжелое поражение. Среди убитых оказался Абдулла Саид аль-Либи, заметный деятель «Аль-Каиды», некоторое время деливший с Балави кров.

Не ответить на это было просто невозможно. Старые боевики на чем свет стоит крыли американцев, то нервно поглядывая на беспилотники, нарезающие круги над головами, то выжидательно — на иорданского доктора. Возможность надо было использовать — пусть она призрачная, пусть ниточка тонка, но она есть! Ну и когда же слова Балави напитаются его кровью?

Чем ближе подходил конец декабря, тем уже становилось для Балави пространство маневра и тем исступленнее, с отчаянием приговоренного, он старался что-нибудь придумать. Однажды вечером сел и попытался писать, будто, если выплеснешь сомнения на бумагу, они развеются. И, не успев начать, поразился иронии того, что ему предстоит.

«Сколько раз я хотел понять, что происходит в голове мученика непосредственно перед актом самопожертвования, — писал он. — А тут пришла моя очередь оправдывать ожидания других».

Затем он стал перечислять свои личные страхи, но сбился и признался, что не очень-то верит в действенность тактики использования бомбистов-самоубийц. Проблема в том, признал он, что «сделать это можно только раз в жизни», а ведь есть реальная вероятность, что ничего у тебя не выйдет и свою единственную жизнь ты выкинешь просто так, псу под хвост. Может, лучше вместо этого пойти повоевать? — спрашивал он сам себя. Или напрячь мозги и придумать что-нибудь действительно стоящее, «операцию, которая нанесла бы еще больший урон врагам Аллаха»?

Балави пытался убедить себя, что значение имеет только намерение: Господь его жертву оценит, даже если его застрелят, прежде чем он успеет нажать на кнопку взрывателя. Более сложным был вопрос, как он с этим справится. Что он будет чувствовать в последние секунды, когда лишь легкое сокращение мышц останется между ним и исчезновением навсегда?