Норман Мейлер - Призрак Проститутки

И вот мы получили это здание. Были люди, которые говорили, что изнутри Мавзолей напоминает большой концерн с вереницей залов и кабинетов, тянущихся до бесконечности. Там есть интимные уголки и отсеки, где возникает впечатление, что ты попал в банк или в больницу. Входные двери открываются в большой мраморный белый холл с нашей печатью, выложенной на полу: на стене справа — барельеф Аллена Даллеса в профиль, другая — вся в звездах, в память погибших при исполнении служебных обязанностей. Высоко на стене — цитата из Нового Завета от Иоанна, глава 8, строфа 32: «И познает истину, и истина сделает вас свободными». Истина, сказал я себе в один из худших моментов лета, состоит в том, что, стремясь быть свободными, мы построили здание, где ты чувствуешь себя так, будто трудишься на фашистское государство. Я сразу пожалел о крайности сравнения, но слишком было много неприятных моментов, рождавших такие мысли. Когда монументальный труд по перевозке наших архивов — отдел за отделом, направление за направлением, сектор за сектором — был окончен, передвигаться по зданию стало просто невозможно. Всюду стояли охранники, и каждому надо было показывать свой пропуск. На первом этаже, где были широкие коридоры, расположились вспомогательные службы: пункт первой помощи, отдел оформления командировок, отдел кредитов, кафетерии для разных рангов и сейфы для хранения записей; в другом широком коридоре разместились наши клубы: фотоклуб, театральный клуб, клуб велосипедистов, шахматный клуб; есть у нас и магазины — в этом отношении мы были предшественниками торговых центров, которые еще появятся в наглухо закрытых зданиях.

Наверху были бесконечные коридоры, и по мере того как люди переезжали сюда, все острее вставал вопрос о воздушных кондиционерах. Если одной из подспудных причин переезда был запах из очистных сооружений в низине Вашингтона, то здесь, несмотря на тщательно установленное самое современное оборудование, в кабинетах все еще пахло затхлостью. Термостаты не работали, и мы отчаянно потели. Вернее, термостаты-то работали, но, поскольку температуру в каждой комнате можно было регулировать по желанию, регулятор все время крутили то в одну, то в другую сторону, и механизм в результате давал сбои. Тогда администрация выключила термостаты, и у нас установили общий воздушный кондиционер; в результате в одних кабинетах стало слишком жарко, а в других — слишком холодно. Довольно скоро многие молодые офицеры, поднаторевшие в умении вскрывать замки, нашли способ высвободить рычажки регуляторов. В конце концов, у всех у нас был вкус к манипуляциям и контролю. Таким образом, температуру снова можно было регулировать, и вся система снова вышла из строя. Тогда решили подать в суд на проектировщика, но дело до суда не дошло: наше ведомство не готово было представить необходимые данные из боязни раскрыть то, что не подлежало раскрытию.

Довольно скоро нас стали захлестывать волны мер безопасности, некоторые из них поднялись достаточно высоко и больше уже не опадали. В каждом коридоре появилась вооруженная охрана. Ночью у выхода в холлы устанавливали загородки. Многие годы ни один из нас не уходил, не заперев всех бумаг в сейф и не отправив в бумагорезку все ненужные записи; если ты куда-то спешил, то совал мусор в картонные коробки из-под молока в свой личный сейф, чтобы выбросить их потом утром. Слишком серьезное ждало наказание того, кто оставит что-то после себя.

Не знаю, что это дало, кроме дополнительных тягот. Каждый лист бумаги, попадавший тебе в руки, сразу переставал быть просто бумагой, и, когда во внешнем мире ты брал журнал или бумагу для письма, она поражала тебя своей легкостью, так что, когда много лет спустя я прочел «Невыносимую легкость бытия» Кундеры, я тотчас подумал о разнице между секретными бумагами, отягощенными собственным весом, и легкостью обычной бумаги, которую можно скомкать и бросить, не думая ни о чем, кроме того, что тебя могут обвинить в неаккуратности. Конечно, было достаточно всяких циркуляров, которые просто выкидывали. На протяжении июля, августа, сентября и октября 1961 года каждый день поступали бюллетени о ходе строительства нового здания.

Одним жарким днем в августе во все клетушки Лэнгли была положена справка, отпечатанная на особо жесткой бежевой бумаге:

НОВОЕ ЗДАНИЕ. ТУАЛЕТЫ. На переходный период туалетов в Новом здании достаточно, однако когда весь персонал переедет, тут может возникнуть нехватка. Предвидя возможность появления возле уборных длинных очередей, что будет отнимать у сотрудников время и порождать стрессы, настоящая директива разрешает персоналу, который не в состоянии стоять в очереди, пользоваться кустами, окружающими главное здание.

Предупреждение. Несмотря на усилия садовников управления, не все кусты проверены на наличие сумаха и ядовитого плюща, вызывающих чесотку в органах, имеющих слизистую оболочку. Соответственно данный бюллетень снабжен картинками с изображением наиболее распространенного из этих растений — rhus vernix, обычно именуемого ядовитым сумахом или ядовитой свидиной. В приложении растение изображено целиком и в разрезе, что должно способствовать узнаванию и тем самым помочь избежать появления чесотки в указанных местах, которая, однажды появившись, может нанести серьезный урон исследованиям и проектам, требующим сидячей работы в течение продолжительного времени.

Старина Рисово-Бобовый Кейбелл, готовившийся уже отбыть из ведомства, по-видимому, дал волю урагану чувств, возникавших в нем при воспоминании об Эпицентре, и потребовал, чтобы службы безопасности отыскали авторов листка.

Виновниками оказались двое младших офицеров-стажеров, выпускников Гарварда, вместе поступивших в управление, вместе прошедших обучение на Ферме и теперь вместе выставленных за дверь.

На самом верхнем, седьмом, этаже кабинет мистера Даллеса был отделан столь роскошно, насколько позволяли правительственные стандарты. Он был обшит панелями из ореха, застлан толстым ковром, а из огромных, во всю стену, окон открывался вид на холмы, уходящие вдаль, за границы владений ЦРУ. С Потомака наползали туманы. Ранним утром видно было, как туман поднимается с реки.

Секретарша мистера Даллеса, пожилая дама внушительных размеров, взяла за правило кормить птиц, прилетавших в разбитый на крыше дворик. Довольно скоро она поручила трем «гориллам», охранявшим вход в кабинет директора, каждое утро чистить кормушки. Появились и другие ежедневные ритуалы. А сам директор, многие годы добивавшийся строительства Лэнгли, казалось, знал, что недолго будет сидеть в своем кресле.

Подозреваю, что он был не слишком доволен тем, как реализовалась его мечта. Он не переезжал с Е-стрит до тех пор, пока его кабинет не был полностью готов, и даже тогда, в конце лета, стало ясно, что он будет проводить в нем лишь официальные приемы и встречи.