Алексей Ростовцев - Ящик для писем от покойника (сборник)

— Вы обслуживали концлагеря?

— Да.

— Меня интересуют сведения о деятельности антифашистов-подпольщиков в кацетах.

— Группы Сопротивления? Разумеется, они возникали повсеместно, однако мы успешно противостояли им.

— Каким образом?

— Путем внедрения в эти группы агентуры.

— Этой агентурой руководили вы?

— Я работал с наиболее ценными источниками.

— Назовите их.

— «Лилиенштайн», «Клюге», «Краус», «Вальтер», «Марианна».

— И кто же был самым удачливым?

— Несомненно, «Краус». Талантливейший актер! А как он говорил! Когда «Краус» появлялся в бараке, послушать его сползались даже полуживые из самых дальних углов! Он быстро создавал группу, сдавал ее нам, и мы тут же переводили его в другой лагерь, но уже под новой фамилией. Таким способом мы быстро избавлялись от наиболее активных.

— Какова судьба этих наиболее активных?

Кнайзель развел руками.

— Вы же взрослый человек!

— Да, очевидно, мой вопрос неуместен. А почему вас не повесили?

Кнайзель обиделся.

— Лично я никого не убил. Отсидел положенный срок, перековался. Теперь я совершенно иной человек.

На его пиджаке блистали Почетный знак Общества германо-советской дружбы, значки Ударника социалистического труда, члена Объединения свободных немецких профсоюзов, Общества «Спорт и техника». Немцы обожают всевозможные значки и носят их на самих видных местах.

— Не помните фамилии «Крауса»?

— Коллега, с тех пор прошло тридцать пять лет, сотрудники спецслужб, как вам известно, быстро забывают фамилии своих агентов. Клички же помнят всю жизнь… А знаете, кто заложил меня, когда кончилась война? Тот же «Краус»! Опознал в толпе военнопленных. Я скромно стоял у русской полевой кухни с миской в руках, одетый в форму простого солдата. И вдруг слышу: «Хватайте фашистского гада!» Я сразу сказал русским, что он предатель, но они не поверили. Ведь он подбил людей на бунт в ризентальском лагере. В его поведении было что-то истеричное. Я понимаю: он ненавидел меня. Но работал честно. Жить хотел и знал, что его проверяют через таких же, как он.

— Значит, фамилии не помните? «Краус» по-немецки кудрявый. Может быть, Кудрявцев?

— Может быть. Нет. Не помню.

— У него не было особых примет?

— У него были густые черные вьющиеся волосы, короткие ноги, короткое туловище и вот такая голова!

Тут Кнайзелъ похлопал по лежавшей рядом тыкве.

— Больше ничего?

— Могут быть шрамы на лице. В Заксенхаузене его сильно избили заключенные. Видимо, заподозрили неладное. Но это сыграло нам на руку. В следующем лагере он появился уже в ореоле жертвы гестаповских палачей.

— Сколько лет ему было?

— Думаю, где-то около тридцати пяти.

Я откланялся и уехал в Берлин. Скажу честно, что ни одного запроса в жизни я не исполнял с таким рвением.

А как же Ведерников? Он скоропостижно скончался в приемной управления КГБ, когда ему сообщили собранные мною сведения. Пал жертвой собственного негодяйства и маразма. Награда нашла «героя».

Старый Хасухá умирал долго и трудно. Сначала его трясла и ломала простудная горячка, потом душила хриплым кашлем пневмония, а завершил все это отек легких. И когда старик понял, что скоро не сможет дышать, то знаком руки позвал младшего сына, пятнадцатилетнего Ширвани, стоявшего у его изголовья. Старшие сыновья давно ушли в абреки и погибли в стычках с красноармейцами и чекистами.

— Принеси Коран, — прошептал Хасуха.

Когда эта просьба была исполнена, он продолжал:

— Положи руки на книгу и повторяй за мной: «Я, Ширвани, сын Хасухи, клянусь убить русского до того, как похоронят отца…»

Мальчик срывающимся голосом повторил слова клятвы. Ему было непонятно, кого именно из русских следовало убить, и он спросил об этом родителя, но тень смерти уже легла на лицо Хасухи, и ангел Азраил встал у его смертного одра, чтобы принять душу усопшего.

Сакля быстро заполнилась родственниками. Ширвани вытер слезы, снял со стены отцовское ружье и незаметно выскользнул на улицу. Хасуху должны были похоронить до захода солнца, и поэтому клятву надлежало исполнить незамедлительно. Ширвани знал, что оба ствола ружья заряжены и каждая пуля в нем надпилена спереди крест-накрест. Такая пуля, попадая в живую плоть, распускается наподобие цветка и производит в мягких и костных тканях смертоносные разрушения.

Задача, поставленная Хасухой, не была сложной. Русских в райцентре Бентарой было много: добрая половина местного начальства, да и командированные из города нередко наведывались.

Мальчишка недолго выбирал цель. Подходящим для исполнения отцовского завета ему показался высокий крепкий молодой блондин в кожанке, который не спеша шел от автобусной остановки, пересекая центральную площадь Бентароя. Пропустив парня мимо себя, Ширвани с пяти метров выстрелил ему в голову. Голова гяура будто взорвалась, разлетевшись на куски. Обезглавленное тело сделало по инерции еще два шага и повалилось на землю. На глазах ошалевших прохожих Ширвани, не выпуская из рук ружья, перемахнул через изгородь, сложенную из плоских голышей, и исчез в садах и огородах местных жителей. Он бежал долго, а почувствовав себя в безопасности, перевел дух и зашагал в сторону синевших на юге гор. Дорога у него теперь была одна — в банду Муртазы Заурбекова, который приходился дальним родственником его матери…

За три дня до описываемых событий Бентаройский район конспиративно посетил старший оперуполномоченный отдела «ББ» [4] Отдел «ББ» — отдел по борьбе с бандитизмом. Нефтегорского областного управления НКГБ [5] НКГБ — Народный комиссариат государственной безопасности. Сергей Казаринов. Он встретился здесь с агентурой, внедренной в банды, а полученную информацию изложил в обстоятельной докладной записке, которую отнес начальнику отдела капитану Дятлову.

— Везучий ты! — сказал тот, огладывая Сергея с головы до ног. — Снова живой и ни одной царапины.

— Значит, такова воля Аллаха, — ответил Сергей, смеясь. — Времена нынче не те. Даже их бог отвернулся от них.

Времена действительно были не те. На дворе стоял октябрь 1943 года. Немцев изгнали с Северного Кавказа. Красная Армия, нанеся противнику сокрушительное поражение под Орлом и Курском, широким фронтом выходила к Днепру. В горском бандповстанческом движении происходил полный упадок духа, царили разброд и уныние. Тем не менее, оперативная работа в горах представляла невероятную опасность. Встречи с агентурой проводились по ночам в пещерах, заброшенных кошарах, на потаенных лесных полянках. Они были смертельно рискованы для обеих сторон. Но если оперработник рисковал только жизнью, то агент в случае провала ставил под удар всю свою семью, а то и весь свой род.