Роберт Ладлэм - Тайна личности Борна

Сети.

Если на одну сторону сети требовалось два человека, две его руки заменяли четыре. Если рядом был другой, основной вес все равно приходился на него, а то и доставался внезапный удар плечом, способный свалить с ног, чуть ли не скинуть за борт.

И Лямуш. Помешанный, меривший каждую пройденную милю рыбой, которую он потерял. Голос его походил на сиплый пароходный гудок. Он не обращался ни к кому, не предварив имени грязным ругательством, — привычка, чем дальше, тем больше бесившая пациента доктора Уошберна. Но его самого он трогать не решался, лишь послал доктору записку: «Только попробуйте еще раз такое проделать! Не суйтесь к моей лодке и моей рыбе!»

Лодка должна была вернуться на Пор-Нуар на исходе третьего для. Чтобы выгрузить рыбу, дать команде выспаться, пообщаться с женщинами или посидеть вдоволь в кабаке на берегу, а если посчастливится, совместить все три удовольствия. Это произошло, когда уже стал виден берег.

Сети были свернуты и уложены в средней части лодки. Незваный член команды, которого окрестили Жан-Пьер Пиявка, драил палубу шваброй с длинной ручкой. Двое других рыбаков опрокидывали ведра с морской водой под швабру, чаще окатывая Пиявку, чем палубу.

Полное ведро выплеснулось слишком высоко, и на мгновение пациент доктора Уошберна ослеп и потерял равновесие. Тяжелая щетка с металлической щетиной выпала из рук и ударила по ноге сидящего неподалеку рыбака.

— Черт побери!

— Простите, — спокойно сказал человек, который звался Жан-Пьером, протирая глаза.

— Что ты там болтаешь! — заорал рыбак.

— Я сказал: извините. И скажите своим друзьям, чтобы лили воду на палубу, а не на меня.

— Мои друзья не делают глупости!

— В глупости, которую совершил я, виноваты они.

Рыбак схватил щетку, вскочил и выставил ее как штык.

— Хочешь развлечься, Пиявка?!

— Полно, отдайте мне щетку.

— С удовольствием, Пиявка. Держи! — И он пихнул соперника щеткой прямо в грудь.

Произошло ли это потому, что швабра задела рубцы от ран, или прорвались унижение и гнев, скопившиеся за три дня издевательств, пациент доктора Уошберна не знал. Знал он одно: он должен ответить. И его ответ напугал его самого.

Он схватил правой рукой щетку и послал ее в живот обидчику. Одновременно левая нога взметнулась в воздух и ударила рыбака по шее.

— Тао! — Гортанный клич непроизвольно сорвался с его губ; он не знал, что это означает.

И не успев осознать, что происходит, он развернулся, и его правая нога стремительно протаранила левую почку рыбака.

— Че-сай!

Рыбак отлетел, затем бросился вперед, одержимый болью и яростью, раскинув руки, как клешни.

— Свинья!

Пациент присел, схватил противника за руку, дернул вниз, затем вскочил, рванул вверх, вывернув вправо, снова дернул, затем отпустил, одновременно нанеся каблуком сокрушительный удар по пояснице. Француз рухнул на груду сетей, ударившись головой о стенку планшира.

— Ми-сай! — И снова он не знал, что означает этот клич.

Другой рыбак схватил его сзади за шею. Пациент Уошберна обрушил левый кулак на бедро позади, затем нагнулся вперед, схватив локоть справа от своего горла. Резко нагнулся влево, напавший на него оказался в воздухе и, перелетев через палубу, напоролся на колесо лебедки.

Двое оставшихся членов команды налетели на него, молотя кулаками и ногами, не слушая призывов капитана:

— Le docteur! Rappelons le docteur! Va doucement! [7] Доктор! Позовем доктора! Осторожно! (фр.)

Слова капитана так же не вязались со здравым смыслом, как и то, что он видел. Пациент Уошберна схватил одного из недругов за запястье, дернул вниз, одновременно вывернув влево. Человек взревел от боли — рука была сломана.

Пациент Уошберна сцепил пальцы, поднял над головой руки и опустил их, словно кувалду, на шею матроса со сломанным запястьем. Тот рухнул на палубу.

— Ква-сай! — отдался в ушах пациента Уошберна его собственный клич.

Четвертый рыбак бросился прочь, не сводя глаз с маньяка, который просто посмотрел на него.

Все кончено. Трое из пятерых лежат без сознания, жестоко наказанные за то, что сделали. Вряд ли кто-то из них будет в состоянии самостоятельно сойти на берег, когда шхуна причалит.

Слова Лямуша выражали одновременно два чувства, одинаково сильные: изумление и презрение.

— Откуда вы пришли, я не знаю, но с моей лодки вы уберетесь.

Человек без памяти оценил непреднамеренную иронию этих слов. Он тоже не знал, откуда пришел.

— Теперь вам нельзя здесь оставаться, — сказал Джеффри Уошберн, входя в полутемную спальню. — Я искренне верил, что могу предотвратить любое серьезное покушение на вас. Но я не могу защитить вас после того, что вы сделали.

— Меня спровоцировали.

— На то, что вы натворили? Сломанное запястье, раны на шее и лице, требующие наложения швов? Тяжелое сотрясение мозга и повреждение почки? Не говоря уже об ударе в пах, приведшем к опухоли? По-моему, это называется разделаться с противником.

— Иначе разделались бы со мной, и я уже был бы трупом. — Он замолчал, но продолжил, прежде чем Уошберн успел вмешаться: — Нам нужно поговорить. Кое-что произошло, ко мне пришли новые слова. Нам нужно поговорить.

— Нужно, но невозможно. Времени в обрез. Вам необходимо уехать. Я уже все подготовил.

— Прямо сейчас?

— Да. Я сказал им, что вы ушли в деревню, скорее всего за выпивкой. Родственники покалеченных рыбаков наверняка отправятся вас искать. Все: братья, зятья, кузены. У них будут ножи, колья, даже пара ружей. Не найдя вас в деревне, они вернутся. Они не успокоятся, пока в самом деле вас не найдут.

— Из-за драки, которую не я начал?

— Из-за того, что вы покалечили троих человек, которые лишатся по меньшей мере месячного заработка. И еще кое из-за чего, что гораздо важнее.

— Что это?

— Оскорбление. Чужак одолел не одного, троих уважаемых рыбаков Пор-Нуара.

— Уважаемых?

— В физическом отношении. Матросы Лямуша считаются самыми отпетыми в округе.

— Это же чушь!

— Не для них. Дело чести. Быстро соберите вещи. Здесь стоит бот из Марселя, капитан обещал спрятать вас и высадить в полумиле к северу от Ла-Сьота.

У человека без памяти перехватило дыхание.

— Значит, пора, — тихо сказал он.

— Пора! — ответил Уошберн. — Я понимаю, что сейчас владеет вашей душой. Чувство беспомощности, словно вы в открытом море без руля, чтобы поставить лодку на курс. Все это время я был вашим рулем, теперь меня не будет рядом, тут я ничего не могу поделать. Но поверьте мне, когда я говорю: вы не беспомощны. Вы найдете дорогу.

— В Цюрих, — добавил пациент.

— В Цюрих, — согласился Уошберн. — Я тут собрал кое-что для вас. Сложил в клеенчатый пояс. Обмотайте вокруг талии.

— Что это?