Иван Цацулин - Операция «Тень»

— Помню. Облисполком ответил, что у них зоотехник Иванов не числится и в командировку на Ямал они вообще никого не посылали.

— Я был в этом уверен, — продолжал Тарханов, — но проверка никогда не мешает. Так мы убедились: на Ямале был не зоотехник Иванов с Камчатки, а кто-то другой, назвавшийся Ивановым. Видел ли кто-нибудь этого человека и какова его внешность? Мы проверили. Оказалось, видели рыбаки со шхуны, взявшей его на борт в Обской губе. Им еще показалась странной чрезмерная молчаливость «Иванова». Нужно было немедленно основательно изучить всю эту историю, и я послал туда майора Русакова. Сегодня он вернулся. Майор Русаков проделал тяжелую работу: установил место высадки лазутчика на берегу небольшого озера и проделал весь тот путь, которым шел неизвестный, выдававший себя за Иванова. Путь оказался страшно тяжелым, продвигался человек, избегая встреч с людьми, ни разу не приготовил себе горячей пищи, боялся привлечь внимание пастухов-оленеводов. Миновав водораздел, — генерал показал на карте, — он разобрал построенный там охотничий домик, чего ни один честный обитатель тундры никогда не сделал бы. Зоотехник с Камчатки, очутись он на Ямале в аналогичных условиях, никогда так не поступил бы. Но чужаку на все наплевать, ему важно было поскорее добраться до Обской губы, а оттуда в Салехард. В тундре, на пути неизвестного, майор Русаков нашел сбитые, порванные сапоги, тщательно спрятанные под кучей мха. Зачем честному советскому человеку, износи он в дороге сапоги, нужно было так основательно запрятывать их? Русаков привез эти сапоги: в каблуках и в голенищах — тайники. Такая обувь могла быть нужна только разведчику, шпиону. Наконец, в Салехарде Русаков разыскал рыбаков и на основании бесед с ними составил словесный портрет пожаловавшего к нам субъекта. Вот это описание, посмотрите. Это, конечно, Грин, — его лицо, рост, манера ходить. Под фамилией Иванова он вылетел в Свердловск — и больше нам о нем пока ничего не известно. Но это не мало, а много.

Возникает вопрос, на который я уже обратил ваше внимание, Иван Иваныч, раньше: почему на этот раз Грин пожаловал к нам без обычного в таких случаях прикрытия, тайком?

Очевидно, разведка стремилась предохранить Грина от малейших наблюдений за ним с нашей стороны и таким образом развязать ему руки… Пока мы с вами будем думать, что он прохлаждается у себя в Штатах, он в это время без помех стал бы руководить порученной ему операцией, по-видимому, имеющей важное значение.

Заниматься пустяками Грину не поручат. Таковы факты. И у меня определенно создается впечатление, что Прайс и Харвуд что-то затеяли, а вот что именно — в этом нам придется разобраться.

С учетом некоторых обстоятельств, о которых я говорил, мне кажется, и следовало бы разработать наши действия как можно скорее.

— Хайль! Хайль! Хайль!

— Хайль Гитлер!

— Зиг Хайль!

— Судеты наши! Варшава наша!

— Мы дойдем до Урала!

Выкрики нарастали, сопровождались хриплым, пьяным ревом тысячи глоток. Ночная темь вспыхнула чадным пламенем факелов над головами орущих людей, идущих по пять человек в ряд, в начищенных до блеска сапогах, перетянутых ремнями, занявших всю улицу. Они все ближе, вот уже поравнялись со зданием гостиницы.

— Хайль! Хайль! Хайль!

— Мы дойдем до Урала!

Выкрики сменились песней:

Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес!.. [1] Германия превыше всего…

Внизу, под окном, шепотом переговаривались:

— Бывшие эсэсовцы, гвардия Гитлера…

— У них сегодня слет…

— А с ними и фашистские молодчики из национал-демократической партии…

Факелы багровыми всплесками плясали над неистово галдящей толпой. Под ногами гудела земля.

— Германия, проснись!

Топот и вопли постепенно затихали вдали.

— Что же это, а? — растерянно обратился Петер Андерсен к своим друзьям.

Для Германа Гросса и Эрики все это было не ново, но норвежец Андерсен не мог прийти в себя от изумления.

— Это невероятно, — говорил он, — так было при Гитлере… Прошло уже много лет, вермахт русские разгромили, фюреру пришлось принять крысиный яд, и вот… Непостижимо!

Гросс, Эрика и Андерсен очутились в этом городишке совсем недавно и почти случайно. После того как яхта Леграна с Можайцевым на борту покинула фиорд, друзья стали совещаться: что же делать дальше. Надо признать, об этом им следовало бы подумать несколько раньше, однако заботы о Можайцеве, о том, каким образом спасти его от банды Курца, — отняли у них все внимание, и лишь теперь, когда Можайцев, хотя бы временно, но находился вне опасности, вопрос о ближайших действиях встал сам собой. До сих пор представлялось очевидным: они немедленно возвратятся домой, каждый к себе. Однако теперь это показалось несвоевременным — Гюнтер Курц и пославший его Карл Функ должны быть абсолютно уверены в том, что им удалось наконец покончить с Можайцевым, если же их ищейки узнают о том, что находившиеся вместе с ним люди остались живы и благополучно разошлись по домам, то они, естественно, догадаются, что ничего не случилось и с Можайцевым, и немедленно бросятся по его следам. Стало быть, с возвращением домой следовало повременить, этого требовало чувство долга и дружбы. Герман Гросс предложил Андерсену совершить небольшую поездку с ним и Эрикой — на лесистых склонах западногерманских приграничных гор имелся уединенный охотничий домик, в котором он часто бывал, — вот там-то и следовало на некоторое время притаиться. Эрика могла бы без помех продолжать свою работу о нацистских преступниках.

На территорию Западной Германии они въехали через голландскую границу. Здесь Гросс получил немало озадачившее его письмо от матери: Густав Дитц, муж единственной его сестры, неожиданно решил переменить место жительства. О Густаве Герман Гросс всегда отзывался тепло, — хороший семьянин, увлекается разведением цветов, собирает коллекции бабочек, обходительный. У него была другая жена, первая, но она погибла во время бомбежки. В семью Гроссов Густав Дитц вошел как близкий человек, с которым можно поделиться и радостью и горестями, к которому можно обратиться за помощью. Какая же муха его укусила, почему он срочно перебрался в Бонн? Мать, кажется, и сама не имела об этом никакого представления, и по тону письма Герман понял: она обеспокоена. Чем?

Они не собирались задерживаться в пограничном курортном городке и хотели сегодня выехать в горы, что в двух шагах от массива Арденн и герцогства Люксембург, однако отъезд не состоялся, к вокзалу не проехать: повсюду толпы молодчиков с «железными» крестами, гитлеровскими эмблемами.

Издали еще слышался шум «гвардии Гитлера».