Георгий Черчесов - Под псевдонимом Ксанти

— Товарищ маршал, разрешите выйти?

Нарком сердито повел бровью, жестко скомандовал:

— Садитесь!

Хаджумару было неловко, он не смел взглянуть на Ежова, мгновенно выпрямившегося, прижавшего 7— по уставу! — руки к бедрам, евшего глазами лицо маршала.

— Вот так, — удовлетворенно сказал нарком и, кивнув на Хаджумара, спросил Ежова: — Знаешь его?

— Я обязан знать всех, кого направляют за кордон, — охотно ответил Ежов, не скрывая гордости за четко поставленную информацию в его ведомстве. — Это племянник врага народа Мамсурова.

«Врага народа» — слова больно ударили по Хаджумару.

— Кого-кого? — не дал договорить Ежову нарком.

— Врага народа, — упрямо опустил голову Ежов.

Нарком опять резко прервал его:

— Человек, которого ты назвал врагом народа, принимал активное участие в революции и гражданской войне. Я с ним не раз. встречался. Не один раз! Тебе это известно?

— Я досконально изучаю биографии людей, с которыми имею дело, — холодно блеснул глазом Ежов. — Саханджери Мамсуров осмелился бросить тень на самого товарища Сталина.

— Это как же?

— Выступая перед активом, он посмел заявить, что товарищ Сталин приглашал его посоветоваться по национальному вопросу, — у Ежова задрожали губы от негодования. — Представляете?! Товарищ Сталин нуждался в том, чтобы пригласить дядю этого офицера посоветоваться! Самобахвальства-то сколько! В президиуме нашелся человек, который ужаснулся сказанному и подсказал Мамсурову, что это не товарищ Сталин приглашал его советоваться, а он, Саханджери, просил товарища Сталина принять его и помочь разобраться в возникших проблемах. И знаете как повел себя этот упрямец? Ему бы внять рассудку и воспользоваться появившимся шансом отвести от себя обвинение. А зазнавшийся Мамсуров побагровел, с размаху ударил кулаком по трибуне и громогласно заявил: «Нет! Не я просился к товарищу Сталину, а он вызвал нас, нескольких нацменов, чтобы услышать наш совет!»

Хаджумар вздрогнул. Да, этот поступок его дядя мог совершить. Он в духе его порывистого, нетерпеливого характера. Так, наверняка, и было… Дядя, дядя, что же ты натворил?..

— Разве этот факт не говорит сам за себя? — повысил голос Ежов. — Разве налицо не типичный пример перерождения личности? И разве я имел право бездействовать?

— Ну, а как все-таки было на самом деле: встречались друг с другом товарищ Сталин и Саханджери Мамсуров? — уточнил Ворошилов.

— Да, встречались, — нехотя признался Ежов.

— И кто был инициатором встречи?

— Вождь, — сорвалось с уст Ежова, но он тут же спохватился: — Но это ничего не значит. Есть факты, которые не подлежат огласке, тем более в такой форме, какую избрал Мамсуров. По его словам выходит, что товарищ Сталин не всегда сам принимает решения. Что он нуждается в советах! Но мы знаем, что это не так! Товарищ Сталин, все видит и все знает! А Мамсуров бросил на него тень…

Нарком, не сводя взгляда с Ежова, медленно произнес:

— Не пойму, чего в тебе больше: глупости или ненависти к людям? Откуда это у тебя, Ежов?

— А разве я не прав? Разве товарищ Сталин?..

— Прекрати своим паршивым языком трепать это имя! — прервал его нарком. — Что-то фальшиво звучит твой голос… Невольно приходит мысль: мусоля этот случай, не пытаешься ли ты сам бросить тень на товарища Сталина?.. — Зловещие нотки прозвучали в голосе Ворошилова.

Ежов оторопел:

— Как это?

— Мне кажется, ты с радостью смакуешь мысль, что товарищу Сталину тоже потребовался совет другого человека…

Хаджумар поежился — ему не нравилось, что поклеп с его дяди нарком пытается снять не доказательством его правоты, а таким примитивным приемом, обвиняя в злом умысле Ежова, — обвиняя без приведения фактов, только такими домыслами. Он удивленно глянул на Ворошилова. Но на лице того не было и тени сомнения в своем праве на подобный ход.

Ежов вдруг мгновенно побледнел.

— …И ты нарочно распространяешь нелепые слухи, Ежов! — гремел голос наркома. — Зачем тебе это надо?

— Это неправда, — пролепетал Ежов.

— Я — и неправду?! — гневно воскликнул Ворошилов. — Ты это хочешь сказать?

— Простите, я неточно выразился.

— Почему я должен прощать тебя? Ты даже не представляешь, что Саханджери мог элементарно выйти из себя. Ведь он из тех, кто смотрел смерти в глаза, кто ходил в штыковую атаку. Они бесхитростны, говорят что думают. Он просто сказал, как было. Понижать таких людей надо. Но ты видишь врагов там, где их нет… Печально…

Не сводя глаз с наркома, вытянувшись как струна во весь свой жалкий рост, Ежов теперь не выглядел зловещей и всесильной фигурой.

Из-за двери послышался глухой голос, с характерными интонациями и знакомым акцентом. Оттого ли, что в соседнем помещении находится человек, чей облик гипнотизирующе действовал на каждого независимо от возраста, профессии и национальности, действовал безотказно, ибо все верили, что он непогрешим, то ли от несоответствия того, каким из газет и рассказов представлял себе Хаджумар этих двух известных всей стране людей, и тем, как они вдруг ему открылись, то ли оттого, что, наконец, выяснилась причина его страданий, оказавшаяся невероятно нелепой, — Мамсурову стало казаться, что все, происходящее сейчас на его глазах, нереально, не могло случиться в самой жизни… Жесткий тон наркома возвратил его к действительности:

— Ладно, Ежов, о тебе разговор впереди. А сейчас вот что, — нарком перегнулся через ручку кресла и указал рукой на Хаджумара: — Всмотрись в него внимательнее. Запомнил? Так вот, если с головы этого человека упадет хоть один волос, — тебе не сносить своей! — гнев душил Ворошилова, голос то и дело срывался. — Ты будешь иметь дело со мной… А меня ты знаешь. Я слов на ветер не бросаю… Уяснил? Забудь, чей он племянник…

От наркома, который в представлении людей был спокойным, рассудительным и добрым, повеяло зловещим холодом. Судя по тому, как сжался Ежов, он знал о нем нечто такое, что даже этого типа, явно повидавшего немало отвратительного, заставило содрогнуться. Стараясь успокоиться, нарком постучал в нервном тике костяшками пальцев по подлокотнику кресла и резко скомандовал:

— Кругом!..

И когда Ежов, повернувшись, шагнул за порог и осторожно закрыл за собой дверь, Ворошилов тихо добавил:

— Ошиблись мы в нем, сильно ошиблись…

Это было сказано в расчете на Хаджумара, чтобы он услышал и запомнил.

— Извините, — растерянно развел руками Мамсуров. — Из-за меня такой нервный разговор…

— И какое теперь у тебя отношение к Саханджери? — неожиданно спросил нарком.

— Как и прежде: с уважением, — сверкнули глаза у Хаджумара.

Теперь нарком смотрел на него тем же пронзительным взглядом, который, казалось, проникал до самого нутра человека.