Олег Красин - Другая жизнь

Она положила назад мольберт с красками, складной зонтик, корзинку с легкими закусками. Во время занятий рисованием Вера не привыкла много есть.

— А я всегда думала, что жизнь, это большое приключение, — небрежно замечает она. — Вы философ. Где учились, в Саламанке или Сорбонне?

— Нет, я лишь самоучка, простой созерцатель, — задумчиво отвечает Горбоносый. — Будете рисовать? — интересуется он. — Опять природа…

— На этот раз поеду на море. Я давно собиралась, сейчас уже пора. Я чувствую, что пора!

Горбоносый изучающе смотрит на неё.

— Что вы так смотрите? — спрашивает она, улыбаясь. — Пытаетесь разгадать загадку?

— Пока нет. Пока загадки не существует, может быть после? Когда вернетесь с взморья? Тогда я её разгадаю.

Он замолкает, и его молчание таит в себе невысказанные мысли, о которых он не хочет говорить раньше времени.

— Ничего-то вы не узнаете! — произносит она в шутку. — И сейчас не знаете, и не узнаете потом. Мне пора! Меня ждут волны и чайки! Любите море?

— Не так, чтобы уж очень, — Горбоносый неуверенно поводит плечами, словно не знает точного ответа. — Я никогда не купался, не умел плавать.

— Да ладно! Не может быть!

— Это так! — говорит Горбоносый и в его голосе Вере слышится печаль.

— Тогда поедем со мной. Окунетесь и поправите положение. Как можно не купаться? Не понимаю!

— Нет, это будет неправильно, — возражает охранник. — Я ваше порождение, а в ваших фантазиях я не купаюсь и не загораю. Я такой, как есть, как видите меня сейчас.

— А если я представлю вас в шортах и резиновых тапках на пляже? Я ведь могу это сделать? — проявляет она настойчивость.

— Можете. Вы можете представить всё, что пожелаете. Указывать вам никто не вправе!

— Тогда я хочу, чтобы вы поехали со мной! Я, в конце концов, здесь главная. Приедем, а там я представлю вас раздетым, лежащим на пляже. Тогда вы сможете раздеться. Я вообще… — Вера замолкает на минуту, глаза её лукаво блестят, — могу представить вас голым…

— Представить можете, — спокойно отвечает Горбоносый, — но ничего интересного для вас моя фигура представлять не будет. Вы не видели моего настоящего тела, не знаете где у меня шрамы, родинки, где растут волосы на груди, извините за такие интимные подробности. Поэтому я предстану пред вами в виде некоего глянцево-журнального мачо, культуриста с раздутыми мышцами.

— Да? — Вера улыбается. — И что в этом плохого?

— Увы, это будет не моё тело, — констатирует Горбоносый, — моя будет лишь голова. Я буду похож на кентавра — существо из двух разных тел.

— Как у Гойи, — задумчиво роняет Вера, она уже не улыбается, с сочувствием глядит на Горбоносого, — «Сон разума рождает чудовищ». Успокойтесь, я не буду представлять вас раздетым.

Разговор начинает её тяготить, как тогда, в «Негреско», превращаясь из шуточного в серьезный, с оттенками никому не нужной драмы. Она прощается, садится в кабриолет и едет к морю.

Дорога идет меж высоких гор, извивается, ныряет в тоннели, пролегает вдоль побережья. По краю гор клубится сизый туман, который медленно сползает в волны и там оседает, постепенно растворяясь в их синеве. Вера надеется, что когда приедет на место, туман рассеется, и она сможет писать море без помех.

Ветер треплет её волосы. Сбоку мелькают вертикальные отроги серых, темно-желтых, бурых гор, подступающих к самой дороге, теснящих её в море. Но дорога не уступает и упорно прогрызается сквозь скалы. Гонка по горному серпантину нравится девушке, потому что дарит ощущение раскованности и полной свободы.

Так она едет какое-то время.

В одной из горных деревушек, лежащих по пути у самой дороги, она останавливается перекусить. Пожилой, с седыми усами официант приносит сыр, хрустящие хлебцы, кофе. Еще она заказывает бокал красного вина. Она ест, наслаждаясь видом горной долины плавно спускающейся к морю, чистым хрустальным воздухом. Этим утром. С её места открывается хороший обзор.

Она пьет вино и не боится опьянеть. В это утро она может опьянеть только от горного воздуха, но никак не от вина. Она не боится еще и потому, что знает — полиции нет на дороге, её никто не остановит. В её мире она не может быть оштрафована за превышение скорости или езду в нетрезвом виде, она не может сорваться на большой скорости в пропасть, упасть на камни, разбиться. Это невозможно!

Потому она наслаждается жизнью и, вспоминая Горбоносого, невольно сожалеет, что тот не поехал с ней. Вера понимает: фантазии тоже несовершенны, ведь ничего идеального не бывает. Действительно, горбоносый охранник имеет изъяны, он не додуман, не дорисован в её голове и оттого получился слегка схематичным, контурным, как если бы был героем нарисованного комикса.

Однако… в Горбоносом, даже таком карикатурном, можно разглядеть человеческие черты и Вера вздыхает, но не огорченно, из-за своего легкомыслия, а с облегчением.

Вскоре она едет дальше.

Ей хочется найти своё особенное место, которое она облюбовала, когда путешествовала по взморью прошлым летом.

Среди высоких и низких гор, оживлявших прибрежный пейзаж, ей запомнился утес, стоявший особняком, но полностью не отрезанный от суши. Он был довольно большим и оказался соединён с другими горами хребтом, по которому можно проехать. Вера в прошлом году так и сделала и попала на самую макушку этой скалы, впрочем, имевшую удобную ровную площадку. Она тогда подошла к самому краю, огляделась. Скала вдавалась в море и обеспечивала прекрасный обзор с высоты: всё, что было нужно настоящему художнику-маринисту.

Именно туда, в этом место, она едет сегодня.

Её машина, скрипя покрышками, огибает несколько поворотов, проносится на скорости по коротким отрезкам серой дороги, чтобы вновь вписаться в крутой поворот. Она уже недалеко, уже рядом.

Вот и утес!

Вера медленно и осторожно проезжает на площадку, слыша, как трава, выросшая на перемычке между горами и утесом, шуршит и цепляется за днище машины. Трава не хочет её пускать! Или наоборот, поощрительно шепчет, подталкивая ехать дальше, к краю скалы.

Выбрав более или менее ровное место, Вера останавливает машину, достает с заднего сиденья мольберт, краски, готовится рисовать. В день, который она выбрала для поездки, море кажется спокойным, не совсем ровным — небольшая волна плещет в берега, но всё же тихим. Над головой кричат горластые чайки, поднимаясь и падая на воду.

Присмотревшись, девушка видит причину волнения морских птиц. Неподалеку, в стороне, плавают яхты, оставляя за собой пенный след, вызывавший к поверхности стайки рыб. За ними охотятся чайки.

Она начинает рисовать. Голубое небо, голубое море — всё в голубых тонах. Проплывавшие мимо яхты тоже были голубыми, и только яхтсмены, управлявшие своими корабликами, выглядевшими издалека игрушечными, оказались в оранжевых жилетах. Оранжевые капельки, почти точки, на белых квадратиках парусов посреди голубого моря и неба оживляли общий фон. Паруса казались окнами в другой мир, а оранжевые жилеты маленькими солнцами того мира.