Борис Григорьев - Скандинавия глазами разведчика

Меня сразу «посадили» на скандинавские дела. На первых порах пришлось много читать, чтобы понять смысл того, что называется документацией нелегала. Опытный сотрудник направления скандинавист Снигирёв Г.С. стал моим неформальным наставником. Первое время «ученичества» я был у него на подхвате: составлял обзорные справки, делал переводы со скандинавских языков на русский, приводил в порядок оперативные дела, подшивал их и сдавал в архив. Главным и самым острым оружием для меня стала большая сапожная игла, которой я прошивал насквозь том дела, зажатый тисками в специальном станке.

Забегая вперёд, скажу: я проработал шестнадцать лет в отделе документации, поделив это время между двумя длительными, несколькими короткими командировками и работой в центральном аппарате. Потом меня перевели в отдел подготовки спецконтингента, затем — в региональный отдел, где я уже непосредственно руководил работой выведенных за кордон нелегальных разведчиков. После этого была ещё командировка на Шпицберген по линии политической разведки, преподавательская деятельность в Краснознамённом институте и работа по взаимодействию с иностранными разведками в Управлении внешних связей, пока не наступило время увольнения на «заслуженный отпуск». Тридцать с лишним лет промелькнули как один день, потому что некогда было остановиться и поразмышлять о смысле жизни. Мы были молоды, полны энтузиазма и желания сделать как можно больше для безопасности страны, и мы торопились жить и выпить сполна чашу жизни...

Я с благодарностью вспоминаю теперь годы, проведенные в разведке ПГУ и СВР. В Службе господствовала удивительная атмосфера гармонии, благожелательности и творчества. Вероятно, именно это называется духом корпоративности. Немудрено, что мы, погрузившись в профессию, плоховато знали советскую и постсоветскую действительность, и когда уволились на пенсию, то многие из нас столкнулись с непреодолимыми проблемами.

Мне повезло: ещё находясь на службе, я написал свою первую книгу «Иуда из Ясенева». Тут моим наставником снова стал мой коллега-пенсионер Виталий Чернявский, отредактировавший мой первый опус и помогший его опубликовать. Успех её и положительные отклики у коллег послужили импульсом для моих последующих литературных занятий. Жизнь снова приобретала смысл, а неограниченная свобода наполнялась новым содержанием, новыми ожиданиями, хлопотами и новыми открытиями.

...Итак, дорогой читатель, приглашаю тебя в путешествие по Исландии, Дании, Швеции и Шпицбергену, а в перерывах между поездками будем устраивать своеобразный отдых и говорить на некоторые злободневные и не очень злободневные темы.

В Скандинавию я первый раз попал, если можно так выразиться, не через парадную дверь, а через заднюю калитку. Нет, я не был заброшен на чужую территорию с подводной лодки. Я получил штемпель о въезде в новенький дипломатический паспорт, но «чистым» дипломатом, конечно, не был. В этом была своя — независимая от моей воли — профессиональная логика. И воспользовавшись дипломатическим прикрытием, я начал своё знакомство с уцелевшими остатками той «Викинголандии», которая на своей прародине не так уж ощутимо даёт о себе знать.

Я проработал в отделе два года, когда руководство отдела сочло необходимым, а главное, возможным направить меня в рекогносцировочную поездку в Исландию и Норвегию. Отдел, в который я попал после спецшколы, был в управлении функциональным и занимался всеми странами мира. Конец 60-х совпал с периодом бурного развития разведывательной службы, открытия новых резидентур и освоения новых регионов. Не остался в стороне от этой экспансии и наш отдел, который за время своего существования почти исчерпал свои оперативные возможности в традиционно-излюбленных странах и нуждался в свежих идеях и методах. Разведка, как и всё народное хозяйство, двигалась по пути экстенсивного развития.

Это не факт , это было на самом деле.

Мои товарищи по другим направлениям работы активно осваивали недавно появившиеся на карте самостоятельные государства Азии и Африки, и многие из них уже побывали кто в Бурунди, кто в Того, кто в Тунисе или на Мадагаскаре. Как правило, во всех этих странах уже были созданы резидентуры, но нога представителя нашего отдела и управления там ещё не ступала.

Это была благословенная пора для подобных путешествий! Страна стала в больших количествах получать нефтедоллары, и начальнику финотдела ПГУ не приходилось трястись над каждой копейкой, приберегая её в основном для загранпоездок высокого начальства, как это вошло в правило во времена перестройки и последующих глубоких общественных и социальных потрясений.

Активным застрельщиком всей этой глоубтроттерской [2] Глоубтроттер — название старого и популярного во всём мире бюро путешествий. деятельности был начальник отдела Павел Георгиевич Громушкин, проработавший в одном и том же подразделении аж со времён самого Шпигельгласа [3] Шпигельглас — один из руководителей разведки НКВД в 1930-х годах. и начинавший свою карьеру с самых оперативных низов. В моём представлении конец 1930-х был таким отдалённым историческим пластом, который сливался и пропадал за временным горизонтом Рождества Христова. Поэтому Павел Георгиевич выглядел в моих глазах легендарной, почти мифической фигурой, сравнимой лишь с каким-нибудь героем времён осады Трои. Он видел великих нелегалов Быстролётова, Короткова, Аксельрода, Ахмерова, Зарубина, сталкивался по работе с талантливыми оперативниками Агаянцем, Эйтингтоном, Судоплатовым, Серебрянским, Орловым и др.

Не окончив ни гимназий, ни университетов, Павел Георгиевич был настоящим русским самородком, способным широко, по-государственному мыслить, воспринимать всё новое и брать его на вооружение, разбираться в людях и уметь мобилизовывать их на достижение результатов. Только начальником отдела ПэГэ (так его звали в управлении «С») проработал более двух десятков лет и крепко сидел в своём начальственном кресле при всех руководителях управления, разведки и председателях КГБ. Он уверенной рукой вёл корабль по курсу, который сам определял и тщательно контролировал, держа нос по ветру. В известном смысле можно было, подобно французскому королю, говорить перефразированными словами, что отдел — это Павел Георгиевич. Официальное название нашего отдела не вызывало у большинства сотрудников ПГУ никаких ассоциаций, но достаточно было упомянуть, что его начальником был Павел Георгиевич, всем всё становилось ясно.