Эндрю Йорк - Координатор

Он снял пальто, закурил сигарету и стал рассматривать фигурки из мейсенского фарфора, стоявшие в застекленном шкафу справа от окна. В том, что находился слева, стояли китайские статуэтки эпохи Танг. Он спросил себя, что оплачивается лучше: купальники или шпионаж? Он повернулся, услышав, как открылась внутренняя дверь.

В комнату вошла высокая женщина с большой грудью и узкими бедрами, темноволосая, весьма самоуверенная на вид. Обращали на себя внимание короткая стрижка и чрезвычайно живые глаза, подчеркнутые ярким макияжем. На ней был белый костюм и плетеные сандалии на каблуках.

— Мистер Ист? Простите, что не встретила вас сразу. Честно говоря, из-за этой отвратительной погоды мы понятия не имели, когда придет ваш поезд.

Ее английский был хорош. Она высоко держала плечи; чулки на ее ногах сидели как вторая кожа.

— Меня зовут Хельда Петерсен. Садитесь, пожалуйста. Сухой мартини вам подойдет?

— Я предпочел бы «Бижу».

— Чудесная идея. Я тоже к вам присоединюсь. К сожалению, у нас нет настойки на апельсиновых корках.

— Поскольку все остальное у вас, похоже, есть, я остановлюсь на «ангостуре» [3] «Ангостура» — разновидность горькой настойки. .

Она рассмеялась, издав низкий горловой звук, и села рядом с ним на канапе. Они чокнулись бокалами.

— За ваш приезд. Надеюсь, нам удастся вам что-нибудь продать.

Она вынула сигарету и наклонилась, чтобы прикурить от его зажигалки. При этом она скорее качнулась, чем двинулась. Он подумал, что ее цвет может быть императорский зеленый.

— Я слышу Гуннара, — сказала она.

Ему показалось, что в ее голосе прозвучало облегчение.

Он встал и повернулся лицом к лифту. Он старался вести себя так, как вел бы себя Майкл Ист, хотя в этой ситуации, наверно, встал бы в любом случае. На вошедшем мужчине был двубортный костюм из синего мохера, по фигуре это был рослый человек, на несколько дюймов выше Уайлда, с узкой талией, прямой как штык спиной и широкими, крепкими плечами. Его лицо уже начало стареть, но кожа выглядела свежей и упругой, а красота юности, казалось, все еще осеняла его высокий лоб, прямой нос, полные губы и твердый подбородок. У него были густые седые волосы. Он носил темные очки, с левой дужки которых свисала цепочка, тянувшаяся к его нагрудному карману. Он смотрел поверх головы Уайлда. От внезапной догадки у Уайлда побежали мурашки по спине. Он взглянул на Хельду, и та подтверждающе кивнула. Гуннар Моель без труда пересек комнату, не задев никаких предметов. Но он был слеп.

— Мистер Ист! — Его голос, звучал раскатисто и гулко; рукопожатие было сухим и сильным. — Рад вас видеть. Я уже начал волноваться, опасаясь, не придется ли вам разбить лагерь где-то по дороге. Если вы не против, я буду звать вас Майклом, а вы меня Гуннаром. Можно я вас ощупаю?

Уайлд снова вопросительно посмотрел на Хельду и получил еще один легкий кивок.

— Конечно, пожалуйста, — сказал он.

Гуннар Моель остановился перед ним, твердыми пальцами потрогал его подбородок, потом перешел выше к носу и ушам, провел ладонью по макушке Уайлда, а потом обеими руками оценил ширину и крепость его плеч.

— Да, — сказал он. — Майкл. А теперь расскажите мне, хорошо ли прошло ваше путешествие? Насколько я понимаю, поезд опоздал. Просто ужасно. Но Стефан вас встретил? Это хорошо.

У него была теплая улыбка.

— Хельда уже предложила вам выпить? Хорошо. Прекрасно. Я думаю, Майкл не откажется от еще одного бокала, Хельда. Что вы пьете?

— «Бижу», — сказал Уайлд.

— Это коктейль, — объяснила Хельда. — Его делают из джина, зеленого шартреза, сладкого вермута и горьких настоек.

— Коктейль, — задумчиво сказал Гуннар и улыбнулся Уайлду. — Давно я не пил коктейлей. В Швеции мы пьем только шнапс и «Приппс». Мы весьма консервативны в своих вкусах. Но сегодня я буду пить «Бижу», Хельда. Мне ужасно жаль, Майкл, но мы уже поужинали. Ранний ужин — еще один варварский обычай шведов. Но я уверен, что Хельда приготовит вам сандвичи.

— Прямо сейчас, Гуннар? — спросила она уже от бара.

— После того, как мы выпьем. Это ваш первый визит в Данию, Майкл?

— Однажды я уже приезжал сюда, но это было давно, лет десять назад. В Копенгагене я был совсем недолго. Проездом по пути в Стокгольм.

— О, Стокгольм. На свете нет другого такого места, как Стокгольм. Это король городов, Майкл. Мой город. Что касается Хельды, то она уже стала копенгагенкой. Цивилизованная красота Малара для нее потеряна, и теперь она считает, что все лучшее, что есть на свете, начинается и заканчивается среди ее церковных шпилей.

Он обошел вокруг канапе и направился к окну. Не успев переварить первый шок, Уайлд испытал второй. Гуннар Моель передвигался по комнате с неестественной прямотой, почти как деревянная фигурка, подвешенная за плечи на ниточках, хотя в его рукопожатии не было никакой подагрической неловкости.

— Снег валит гуще, чем обычно, — сказал он. — Я могу это слышать, Майкл. У меня очень острый слух. Похоже, сегодня разыгралась настоящая метель. Завтра, возможно, небо прояснится. В ясную погоду из этого окна открывается превосходный вид. Но нынешняя зима просто безнадежна. Я уверен, вы уже об этом слышали, потому что все вокруг только и говорят, что о плохой зиме. Действительно, я не припомню такой плохой зимы, несмотря на свой солидный возраст. Я не говорю уже о том, как неблагоприятно это сказывается на розничной торговле. С другой стороны, чем хуже обстоят дела снаружи, тем лучше идет работа внутри.

Он сел рядом с Уайлдом. В этой позе, когда двигались только руки, его скованность была почти не заметна. Но даже теперь, когда он сидел, спина у него была слишком прямой, и в каждом жесте чувствовалась какая-то преувеличенная точность. Уайлд подумал, не носит ли он хирургический корсет. Но хирургические корсеты не поднимаются так высоко, они заканчиваются на спине чуть ниже лопаток.

— За выпивкой мы поговорим о моей работе, Майкл, а потом вы, наверно, захотите пройти к себе, переодеться и принять душ. Но только не ложитесь спать. О нет, нет. Где угодно, но не в Копенгагене. Вы играете в бридж?

— Время от времени.

— Хорошо. Прекрасно. Мы сыграем один роббер после того, как вы перекусите. Я каждый вечер играю в бридж. И при этом болтаю без умолку. Как видите, я с вами откровенен, Майкл, и честно вас предупредил. Почему бы и нет? Это моя жизнь, Майкл. Я считаю себя счастливым человеком. Я люблю женщин. Всех женщин, даже тех, кого природа обделила красотой, хотя я могу ценить красоту не хуже любого другого мужчины. И я трачу свою жизнь на то, чтобы находить все новые способы и средства, благодаря которым женщина может выглядеть красивей, чем она на самом деле. Или, скорее, чтобы помочь им реализовать свою красоту. Это вовсе не банальность, Майкл. По своей натуре я не кутюрье. Кутюрье не видят в женщинах живых людей, для них они всего лишь вешалки, на которые можно напяливать всякие вздорные и нелепые наряды. А я больше всего забочусь о самих женщинах, не правда ли, Хельда?