Игорь Атаманенко - Шпион судьбу не выбирает

— Знаешь, Юра, мои отношения с ней — это мое личное дело. Я просил бы тебя впредь никогда не возвращаться к этому вопросу!

Возражать Юрий Владимирович не стал, видя полную неадекватность собеседника, но для себя решил раз и навсегда отлучить медсестру от тела генсека. Вслед за «ультиматумом» генсека под непосредственным контролем Андропова была разработана многоходовая операция под кодовым названием «Прощание плутовки», в которой были скоординированы усилия КГБ, МВД и министерства здравоохранения.

Прямо не медсестра, а Мата Хари московского розлива!

Чтобы воспрепятствовать доступу медсестры к телу генсека, ее стали отстранять от дежурств, а его — обманывать: завтра ее не будет — муж заболел, ребенок заболел, еще что-то дома неладно. Наконец Коровякова сдалась и согласилась покинуть Леонида Ильича, но при одном условии — она должна с ним проститься. Хитрая бестия, она рассчитывала на то, что во время личной встречи Брежнев не устоит перед ее чарами и, как это уже бывало, отдаст распоряжение, чтобы ее оставили в покое. Условие медсестры было принято, но главный режиссер и сценарист прощального спектакля Юрий Владимирович Андропов распорядился, чтобы расставание было организовано не в помещении, с глазу на глаз, а на улице — принародно. У председателя КГБ были основания опасаться, что, оставшись наедине с обольстительницей, генеральный может дать слабинку, и все вернется на круги своя.

…Брежнева из дома вывели в плотном кольце охраны, будто он находился в осажденном террористами чужом городе, а не на даче в Завидово. Увидев медсестру, которую в последнее время к нему не допускали под разными предлогами, Леонид Ильич смешался, тяжело задышал. Коровякова, заламывая руки, бросилась ему навстречу, начала что-то со слезой в голосе говорить.

Кольцо вокруг генсека сомкнулось еще плотнее. Вперед выступил начальник личной охраны генерал Рябенко.

— Нина Аркадьевна, хорошего вам отдыха. Леонид Ильич благодарит вас за оказанную помощь. Пройдите к машине!»

Закусив нижнюю губу, женщина села в черную «Волгу» и уехала из Завидово навсегда…

Между тем потребности организма Брежнева в наркотических препаратах возрастали. Теперь уже он поглощал таблетки пригоршнями, а так как впрок насытиться снотворным невозможно, то Леонидом Ильичом овладела монотематическая навязчивая идея: где, у кого раздобыть «колеса»?! Дозы, прописанные Чазовым, — что леденцы для людоеда, и генсек обращается к соратникам, членам Политбюро:

— Ты как спишь? Снотворным пользуешься? Каким? Помогает? Дай попробовать!»

Никто и никогда ему не отказывал, наоборот, все с готовностью делились своими запасами зелья. Передавали лекарства из рук в руки прямо на заседаниях Политбюро. Больше других старались услужить генсеку Черненко и председатель Совета министров СССР Тихонов, которые к тому времени сами уже безраздельно находились в наркотической зависимости. Один лишь Андропов всегда передавал пустышки, по виду напоминавшие импортное снадобье, которые по его заказу изготавливали в спецлабораториях КГБ. Кто-то из членов Политбюро, сострадавших патрону, подсказал ему, что лекарства надо запивать… водкой — лучше и быстрее усваивается. Леонид Ильич справился у Чазова: правда ли?

— Правда… — ответил придворный лекарь, но предупредил, что пользоваться нужно этим редко и осторожно.

Подтверждение, полученное из уст медика, для Брежнева прозвучало как индульгенция. Выбор пал на «Беловежскую пущу», крепчайшую водку, настоянную на травах, которой его как-то угостили белорусские руководители. С тех пор этот напиток, хотя и основательно разбавляемый охранниками, стал непременным ингредиентом в рационе Леонида Ильича.

С трудом выведя генерального из послеобеденного сна, Владимир Медведев проводил его в Ореховую комнату — зал заседаний на третьем этаже здания Совмина в Кремле, где отдельно собирался священный ареопаг Коммунистической партии Советского Союза. Эта святейшая десятка членов Политбюро во главе с генеральным секретарем безраздельно вершила судьбы шестой части суши земного шара, да и не только. Все восемнадцать лет брежневского правления статус этой «могучей кучки» кремлевских мудрецов оставался незыблемым, а ритуал священнодействия, заведенный еще в сталинские времена, — неизменным.

По Брежневу, значит, по-прежнему…

Заседание Политбюро началось.

В последний год нахождения Брежнева у власти сановные посиделки в виду немощности участников продолжались не более 20–30 минут, превратившись в коллективный духовный онанизм. Юбилейно-панегирические выступления в адрес генерального секретаря то и дело им самим же и прерывались:

— Есть мнение, товарищи, согласиться с предложением. Возражений нет? Единогласно!

Или:

— Этот вопрос подлежит решению в рабочем порядке. Следующий!

Генсеку вторил заведующий Общим отделом ЦК Константин Черненко, приглашаемый на заседания в качестве ответственного за протокол, в чьи обязанности входило лишь следить за регламентом и работой стенографисток, но фактически он на равных участвовал в обсуждении всех вопросов. Пользуясь благосклонностью Брежнева, без упоминания имени которого Черненко и воздуха не мог бы испортить, Константин Устинович менторским тоном провозглашал:

— Товарищи, страна, народ ждет от нас комплексных, глобальных решений, давайте не будем отвлекаться на малозначимые темы. Если нет возражений — идем дальше!

Присутствующие согласно кивали головами, демонстрируя отличную иерархическую выучку. Лишь Андропов своими кинжально острыми, лишенными стереотипных лозунгов коммунистической схоластики докладами нарушал привычный ритм помпезной ритуальности. В ответ Юрий Владимирович получил неприязнь всех членов Политбюро, кроме Брежнева, министра обороны Дмитрия Устинова и министра иностранных дел Громыко. Неприязнь кремлевских мастодонтов, со временем переросшая в скрытую антипатию, подпитывалась подозрением, что свой рабочий день единовластный владелец и распорядитель «карающего меча» развитого социализма начинает с ознакомления с их историями болезни, выспрашивая главного теремного лекаря Чазова, как долго им осталось жить.

Патриархи застоя никогда не упускали случая, чтобы намекнуть генеральному, что Андропов ведет за ними негласную слежку. Стоило, скажем, во время заседания Политбюро, на котором Юрий Владимирович отсутствовал из-за болезни, качнуться под действием кондиционера тяжелой оконной портьере, как тот же Тихонов или Гришин не без злорадства восклицал:

— Оказывается, и Юрий Владимирович здесь! А сказали, что он под капельницей ведет сражение за свою жизнь».