Лев Овалов - Секретное оружие (сборник)

Он поздоровался со мной, и я бы не сказал, что очень приветливо.

– Мы разыскиваем вас уже часа четыре, – нетерпеливо сказала Янковская. – Надо срочно что-то сделать с Эдингером!

Гренер бросил беглый взгляд на меня и опять повернулся к Янковской.

– Может быть, вы разрешите предложить вам чашку кофе?

– Ах, да какой там кофе, когда я говорю об Эдингере! – нервно воскликнула она. – Давайте говорить о делах, а не о кофе!

Гренер опять неприязненно посмотрел на меня и вновь повернулся к Янковской.

– Но я не знаю… – промямлил он. – Господин Берзинь… Удобно ли…

– Ах, да ведь вы отлично знаете, что Берзинь – свой человек! – с досадой произнесла Янковская. – Генерал Тейлор заинтересован в нем не меньше, чем в вас!

Мне показалось, что замечание о нашей равноценности не доставило Гренеру удовольствия.

– Хорошо, дорогая! – послушно произнес он. – Если господин Берзинь осведомлен о ваших делах, давайте поговорим.

Он больше не смотрел на меня, но мое присутствие, я не ошибался, было ему неприятно.

– Эдингер начинает усердствовать сверх меры, – холодно сказала Янковская. – Вы как-то говорили, что хотели бы видеть на посту начальника Рижского гестапо своего друга Польмана и что можете это сделать. Мне кажется, пришло время доказать, что вы хозяин своего слова.

Гренер любезно улыбнулся.

– Я действительно хотел бы видеть в Риге своего друга Польмана, – согласился он. – И у меня достаточно связей, чтобы он получил в Берлине такое назначение. Но только не вместо Эдингера…

Он закивал своей птичьей головой.

– Только не вместо Эдингера, – настойчиво повторил он. – Эдингеру лично покровительствует Гиммлер, и, пока Эдингер не получил какого-либо повышения, Польману здесь не бывать.

– Ну а если Эдингера здесь не будет? – испытующе спросила Янковская. – Вы уверены, что на его место назначат Польмана?

– Так же, как и в том, что вижу сейчас вас перед собой, – уверенно сказал Гренер. – Но я не вижу способа избавиться от Эдингера.

Янковская холодно усмехнулась.

– О! Что-что, а способ устроить для него повышение найдется!..

Гренер опять закивал своей птичьей головкой.

– Я боюсь, вы переоцениваете свои возможности, дорогая…

– А вы недооцениваете возможностей заокеанской разведки, профессор, – холодно возразила Янковская. – Стоит дать команду, и обергруппенфюрер Эдингер взлетит так высоко…

– Увы! – не согласился с ней Гренер. – Ни на Гиммлера, ни на Гитлера генерал Тейлор никак не может повлиять!

– Но зато он может повлиять на самого Господа Бога, – насмешливо произнесла Янковская. – Ни Гитлер, ни Гиммлер не помешают отправить вашего Эдингера к праотцам.

– На это я не даю согласия! – крикнул Гренер. – Эдингер – честный человек, и я не хочу доставлять место Польману ценой человеческой жизни!

– А я с вами не советуюсь, как поступить с Эдингером! – крикнула в свою очередь Янковская. – Я спрашиваю вас, гарантируете ли вы, что в случае исчезновения Эдингера на его пост назначат Польмана?

– Что касается Польмана, я уверен, но, повторяю, я не согласен на устранение Эдингера… – Гренер впервые повернулся ко мне за все время этого разговора. – Господин Берзинь, или как вас там! Я надеюсь, вы не возьметесь за такое дело…

Он, кажется, решил, что это именно мне Янковская предполагает поручить устранение Эдингера.

Но Янковская не позволила мне ответить.

– Да скажите же ему, что вы имеете особое поручение от Тейлора! – закричала она на меня. – Профессор все сводит к личным отношениям, но забывает, что есть интересы, ради которых приходится забывать о себе!

– Нет, нет и нет! – закричал вдруг Гренер, приходя в необычайное возбуждение. – Я ничего не хочу делать для господина Блейка! Вы испытываете мое терпение! Я предупрежу Эдингера…

И тут Янковская проявила всю свою волю.

– Не орите! – прикрикнула она на Гренера. – Ревнивый журавль!

И он не посмел ей ответить.

– Слушайте, – медленно произнесла она сдавленным голосом. – Эдингер – не ваша забота. Но если вы сейчас же не примете мер к тому, чтобы в Ригу был назначен Польман, я никогда – слышите? – никогда не уеду с вами за океан. Больше того, я наплюю на все, не побоюсь даже Тейлора – вы меня знаете! – и завтра же исчезну из Риги вместе с Дэвисом. Вместе с Дэвисом! Вы хотите этого?

И вот этого Гренер не захотел!

– Отто! Берндт! – взвизгнул он. – Где вы там?!

В гостиную влетел один из его денщиков.

– Кофе! Где кофе, наконец?! – визгливо забормотал он. – Сколько времени можно дожидаться? И госпожа Янковская, и господин Берзинь, и я, мы уже давно ждем…

Денщик – уж не знаю, кто это был: Отто или Берндт, – ошалело взглянул на Гренера и через две минуты – это была уже магия дисциплины! – внес в гостиную поднос с кофе и ликерами.

– Разрешите налить вам ликера? – обратился Гренер к Янковской.

По-видимому, это значило, что зверь укрощен.

– Налейте, – согласилась она и, совсем как кошка, лизнув кончиком языка краешек рюмки, безразлично спросила: – Вы когда будете звонить Польману?

– Сегодня ночью, – буркнул Гренер и обратился ко мне: – Может быть, вы хотите коньяка?

– Мы хотим ехать, – сказала Янковская. – У нас есть еще дела.

– Опять с ним? – сердито спросил Гренер.

– Да, с ним, – равнодушно ответила Янковская. – И еще тысячу раз буду с ним, если вы не оставите свою глупую ревность…

Она направилась к выходу, и Гренер послушно пошел ее провожать.

– Вы можете намекнуть своему Польману, – сказала она уже в передней, – что Эдингер чувствует себя очень плохо. И вы, как врач, весьма тревожитесь за его здоровье.

Мы опять очутились в машине.

– А теперь куда? – поинтересовался я.

– В цирк, – сказала Янковская. – Я хочу немного развлечься.

К началу представления мы опоздали, на арене демонстрировался не то третий, не то четвертый номер, но это не огорчило мою спутницу.

Мы сидели в ложе, и она снисходительно посматривала то на клоунов, то на акробатов.

– Вот наш номер, – негромко заметила она, когда объявили выход жонглера на лошади Рамона Гонзалеса.

Оркестр заиграл бравурный марш, и на вороной лошади в блестящем шелковом белом костюме тореадора на арену вылетел Гонзалес…

Оказалось, я его знал!

Это был тот самый смуглый субъект, который дежурил иногда в гостинице у дверей Янковской.

Надо отдать справедливость, работал он великолепно. Ни на мгновение не давал он себе передышки. Лошадь обегала круг за кругом, а в это время он исполнял каскад разнообразных курбетов, сальто и прыжков. Ему бросали мячи, тарелки, шпаги, он ловил их на скаку и заставлял их кружиться, вертеться и взлетать, одновременно наигрывая какие-то мексиканские песенки на губной гармонике. Но самым удивительным было его умение стрелять. Это действительно был первоклассный – да какое там первоклассный! – феноменальный снайпер. Гонзалес выхватил из-за пояса длинноствольный пистолет, и одновременно служители подали ему связку обручей, обтянутых цветной папиросной бумагой. Он взял их в левую руку, в правой держа пистолет. В цирке пригасили свет, цветные лучи прожекторов упали на арену, и наездник становился попеременно то голубым, то розовым, то зеленым. В оркестре послышалась дробь барабана. Лошадь галопом помчалась по кругу, а Гонзалес, не выпуская пистолета, хватал правой рукой диски, бросал вверх перед собой и, когда цветные диски взлетали к куполу, стрелял в них, продырявленные диски быстро и плавно возвращались обратно, Гонзалес подхватывал их головой, и они повисали у него на плечах…