Андрей Левин - Тайна «Запретного города»

— Вот как?!

— Да. Там у него явочная квартира для встреч со своими агентами. Смелый появляется у Лан, не боясь навлечь на себя подозрения, потому что это санкционировано Туаном. Два года все шло нормально. Однако получилось так, что у Туана убили двух осведомителей, причем именно тех, с которыми он встречался в особняке Лан. Чистая случайность, но она насторожила Туана, и он занялся основательной проверкой обитателей особняка. Смелый успел предупредить об этом Лан. Ей некогда было ставить в известность центр, и она решила подстраховаться сама. В ее особняке работал дворником наш товарищ. Она позвонила Туану и сказала, что якобы разоблачила в своем дворнике вьетконговца. Туан клюнул и помчался к ней. Дворника в особняке, естественно, уже не оказалось. Кажется, Туан поверил и глубже копать не будет. Но все же имей это в виду. И постарайся вместе с Лан и товарищами из оперативной группы выяснить обстоятельства гибели связника… Нам нужно в ближайшее время точно знать: выследили только его или охранке известно что-нибудь еще. Пусть Смелый даст по этому поводу самую подробную информацию.

— Ну что ж, мне все ясно, — сказал Хоанг. — Давай адреса, пароли.

— Садитесь, Уоррел. — Грузный мужчина в больших роговых очках небрежно махнул рукой и вновь положил ее на подлокотник кожаного кресла.

Полковник Эдвард Уоррел, вытянувшийся по стойке «смирно» и приготовившийся было доложить о своем приходе по всей форме, расслабился.

— Благодарю вас, сэр, — отчеканил он и опустился в кресло по другую сторону большого квадратного стола.

— Курите, — хозяин кабинета щелкнул пухлыми пальцами по пачке «Кента». Пачка скользнула по гладкой поверхности стола, и Уоррел подхватил ее на лету.

— Благодарю вас, сэр, — повторил он тоном робота и достал из кармана зажигалку.

«Жирная, сытая свинья! — раздраженно подумал он, наблюдая, как толстые губы шефа медленно перекатывают из угла в угол рта сигарету. Ты-то будешь каждое утро садиться в свое кресло выспавшийся и чистенький. А меня опять пошлешь куда-нибудь к черту на рога?»

— Есть работа, Уоррел, — без обиняков начал генерал. — Я понимаю, вы имеете право на отпуск, но… Америка нуждается в вас.

«Черт бы тебя побрал! — выругался в душе Уоррел. — Америка всегда нуждается во мне в самое не подходящее для этого время».

— Вам предстоит командировка в Южный Вьетнам. Ее продолжительность будет зависеть от вас. Вы человек опытный, хорошо знаете страну…

Южный Вьетнам Уоррел знал действительно хорошо. Впервые он попал туда в 1954 году, сразу же после подписания Женевских соглашений. В то время американские специальные службы активно устанавливали контроль над деятельностью администрации Нго Динь Дьема, ставшего президентом с помощью США. Этой работой руководил крупный специалист по противоповстанческой борьбе полковник Лэнсдейл.

Двадцатипятилетний лейтенант Эдвард Уоррел почитал за счастье работать под началом такой известной и незаурядной личности. Он боготворил своего шефа, всегда подтянутого, безукоризненно одетого, подчеркнуто вежливого. А больше всего Уоррел восхищался взглядами Лэнсдейла, его умением схватить самую суть сложных и запутанных проблем, которых в Южном Вьетнаме было так много. Уоррел хорошо запомнил один из уроков психологии, который дал ему однажды шеф и которым он стал руководствоваться во всей последующей работе. Многие подробности того разговора давно забылись, но отдельные высказывания Лэнсдейла цепкая память Уоррела хранила до сих пор.

«Времена примитивной колонизации прошли, — сказал тогда и потом еще неоднократно повторял Лэнсдейл. — Если даже на каждом клочке Южного Вьетнама будет находиться американский солдат, мы не добьемся своих целей здесь. Но мы добьемся своих целей, если сможем завоевать сердца и умы этих людей, сможем войти в «запретный город» вьетнамского характера. А попав в его лабиринты, нужно освещать себе путь знанием местного языка, нравов и обычаев страны, литературы и истории ее народа. Только так можно стать хозяином «запретного города».

Уоррел пришел в восторг от столь выразительного сравнения вьетнамской души с «запретным городом». Он последовал совету шефа, любившего повторять вьетнамскую поговорку: «Хочешь попасть в Цитадель — прикинься юродивым», и стал штудировать вьетнамский язык, читать все книги о Вьетнаме, которые попадались под руку.

Прошло около двух лет, прежде чем Уоррел научился разбираться во всех тонкостях восточного уклада жизни. Постепенно он привык к различиям во вкусах, обычаях и представлениях между жителями Азии и людьми своей расы. Он перестал удивляться тому, что цвет траура здесь — белый, что обед не начинается с супа, а заканчивается им, что торцы, а не середина стола, считаются почетным местом, что азиаты улыбаются даже тогда, когда находятся в состоянии сильнейшей ярости. Одновременно Уоррел стал замечать, что умение держать себя в соответствии с местными обычаями облегчает ему контакты с нужными людьми, открывает перед ним двери домов, в которые порой нелегко попасть чужестранцу.

В то время как его коллеги интенсивно изучали интерьеры злачных мест Сайгона, Уоррел заводил знакомства среди врачей, литераторов, научных работников, пополняя свои знания о Вьетнаме и вьетнамцах. Он активно осваивал «запретный город» вьетнамской души и с удовлетворением отмечал, что это ему удается.

Углубленное и серьезное исследование местной действительности не помешало, впрочем, двадцатипятилетнему лейтенанту оставить хорошенькой танцовщице из «Паласа» Франсуазе Бинь память о себе в лице прелестного создания — девчушки с черными, чуть раскосыми глазами и пушистыми светлыми локонами.

Именно о дочери полковник почему-то и подумал в первый момент, когда Митчелл заговорил о Сайгоне. Он видел ее последний раз уже школьницей, когда приезжал на несколько месяцев в Южный Вьетнам восемь лет спустя после своей первой командировки. Но сейчас Лан исполнилось восемнадцать. И Уоррел не без удивления отметил, что чувство тоски, охватившее его в преддверии скорой разлуки с женой и маленькой дочкой Джуди, несколько отступило перед желанием увидеть взрослую уже дочь и вспомнить молодость, встретившись со своей бывшей любовницей — Франсуазой Бинь. К тому же Уоррел сможет увидеть своего любимца Виена, которого опекал в Штатах во время его учебы…

— Ваше задание, полковник, связано с программой «Феникс», — ворвался в воспоминания Уоррела голос Митчелла. — Если мне не изменяет память, вы участвовали в ее разработке?

— Так точно, сэр, — отозвался Уоррел.

Программе «Феникс» Уоррел посвятил целых три года. Эта программа, а точнее, многолетняя операция была задумана как составная часть более обширной программы по «умиротворению» южновьетнамского населения. Последняя заключалась в том, чтобы лишить Вьетконг опоры среди жителей на территории, находящейся под контролем властей. Она подразумевала создание «стратегических деревень» — поселений, обнесенных колючей проволокой и сторожевыми вышками. Каждый житель таких деревень находился под неусыпным контролем многочисленных осведомителей. А цель операции «Феникс» состояла в том, чтобы ликвидировать политическую и административную инфраструктуру коммунистов, или, другими словами, выявлять и физически уничтожать подпольщиков и кадровых работников Вьетконга.