Богомил Райнов - Агент, бывший в употреблении

— Совершенно верно, — подтверждаю я. — Но цель моей встречи как раз в том, чтобы защитить доброе имя моего — и, полагаю, вашего — друга господина Табакова, не оспаривая законного негодования австрийцев по поводу наплыва в вашу прекрасную столицу всяких подонков.

Элемент лести в моей реплике достаточно силен — его можно увидеть даже сквозь озоновую дыру, однако неприступную Брунгильду трудно завоевать одним дешевым комплиментом.

— Покойный господин Табаков не был моим другом, — все так же холодно возражает она. — У меня не настолько высокое самомнение, чтобы считать себя другом столь неординарного человека, каким был он. Могу только сказать, что старалась быть на должной высоте при осуществлении тех или иных операций, которые были порождением его исключительного интеллекта.

— Уважаю вашу скромность, — снова соглашаюсь я, — но я твердо убежден, что именно вы были самым верным и, я бы добавил, единственным помощником, без компетентного участия которого он вряд ли бы претворил бы свои выдающиеся проекты в дела.

Айсберг начинает таять, и, чтобы ускорить этот процесс, приходится приложить еще немного усилий, энергичнее нажимая на клавишу трагической судьбы незабвенного господина Табакова, обреченного, как всякий великий человек, на злобу и зависть со стороны окружающего враждебного мира.

— Рискуя, что вы воспримите это как еще одну лесть, позволю себе добавить, дорогая фрау…

— Фройлен…

— …Позволю себе добавить, дорогая фройлен, что вы единственная с вашей отзывчивостью и очарованием привносили струю человеческой теплоты в строгую и холодную жизнь этого затворника.

— Хорошо, хорошо, герр Боев, незачем преувеличивать и без того преувеличенное. Сказанных вами слов в превосходной степени, я полагаю, достаточно для того, чтобы я устроила вам встречу, так что вряд ли стоит утомляться и дальше.

— Тронут вашей отзывчивостью, — замечаю, — но позвольте мне только заметить, что слова признательности, которые я позволил себе произнести, продиктованы не корыстью; они — выражение конкретных наблюдений, накопленных в процессе нашей совместной работы с господином Табаковым.

— «Совместной работы!» Рассказывайте это кому-нибудь другому, но не мне. Вы травились этими ужасными сигарами, бесконечно спорили и соперничали в ухаживании за бульдогом…

При последних словах выражение ее лица делается страдальческим, и она со вздохом произносит:

— Бульдог! Боже мой, судьба этого безобразного пса будет вечным пятном на моей совести.

— Это почему же?

— До инцидента с Гауптманом и нотариусом господин Табаков, предвидя возможность плохого поворота событий, поручил мне определить Черча в пансионат для собак. Я аккуратно выполнила это поручение, как аккуратно выполняла все другие. А через несколько дней позвонили из пансионата и сказали, что Черчилль исчез. Бедный песик сбежал, отправившись искать по свету своего хозяина.

— Не мучайтесь, — говорю я. — Собака не нашла своего хозяина, зато ее нашел я.

И рассказываю ей, как нашел Черчилля на лестнице черного хода.

— Если бы вы начали с этого факта, вам не пришлось бы подкупать меня лестью, — замечает Криста.

Замечает, не в силах скрыть того, что, однако, и комплименты сделали свое дело.

— Раз уж мы заговорили о Гауптмане, то скажите, каким образом была организована та встреча? — спрашиваю, решив воспользоваться потеплением атмосферы.

— Не было никакого Гауптмана.

— Я хочу сказать — до встречи с нотариусом.

— Не было никакого нотариуса.

После этого, сбросив с себя все сосульки, дама рассказывает, что вся эта комбинация была порождена гениальным умом шефа, а ее осуществление было поручено верной до гробовой доски Кристе.

— Люди, сыгравшие роли наследника и нотариуса, — хорошие знакомые господина Табакова. Возможно, мне не следует это говорить, но они киллеры старой закалки, уже отошедшие от активной деятельности и в данном случае согласившиеся оказать услугу шефу.

— Значит, экзекуция была спланирована заранее.

— Я бы не стала называть это «экзекуцией». Это было возмездие. Нельзя ударить по лицу такого достойного человека, как Траян, и не заплатить за это.

Интимное «Траян» вырывается у нее помимо ее воли. Женщина смущена этой оплошностью, и я делаю вид, что не замечаю ее.

— Верно, — вспоминаю. — Они позволили себе такую вольность.

— «Вольность»? Ну да, они ведь позволили ее не по отношению к вам…

— По той простой причине, что ни во что меня не ставили. Как однажды изволил выразиться ваш покойный шеф, я, может быть, и состою в игре какой-то мелкой картой, но сам не игрок.

И чтобы оправдаться окончательно, прибавляю:

— И не забывайте: я получил свою пулю.

— Надо было смотреть в оба, — отвечает Криста, явно находясь в курсе всего происшедшего.

Обсуждение вопроса могло бы на этом и закончиться. Но побуждаемый профессиональным любопытством, задаю еще один вопрос:

— Интересно, как вам все это время удавалось поддерживать связь с шефом.

— Ничего интересного. Операция была продумана заранее, когда господин Табаков почувствовал, что сыт по горло набегами ваших бандитов.

— Были и не наши.

— Все они одинаковы. В западню могли попасть и другие, но так получилось, что первыми оказались страховщики. Мелкие детали при осуществлении операции мы уточняли через банки. У Табакова, как и у меня, достаточно тесные связи со служащими банков, и чтобы получать и передавать сообщения, нам достаточно было одного слова или знака.

— Выдающаяся операция, — признаю.

— Это была его лебединая песня.

И, вероятно решив, что чересчур разболталась, она спрашивает:

— У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

— В сущности, нет. Вот только есть проблема с нашей общей знакомой — Мартой. Но, надеюсь, что вы сами при личном контакте…

— Личных контактов с ней я не планирую. По крайней мере, в ближайшее время…

— Речь идет о материальной стороне…

— Материальная сторона такова, какой ее определил господин Табаков. Впрочем, сообщите ей, что она стала владелицей большой квартиры. Так что с ее стороны было бы наглостью на что-то жаловаться.

— Спасибо за информацию.

— Нет никакой необходимости меня благодарить. Все определено решением шефа. Квартира числилась за Мартой, чтобы избежать высоких налогов, которые пришлось бы платить, если бы собственником значился он. Вот вам ключи.

Криста берет со стола связку ключей и протягивает ее мне.

— Спасибо. И раз уж речь зашла о завещании, я хотел бы спросить…

— Шеф не оставил завещания.

— Но он выразил мне нечто вроде последней воли…

— Вам? В качестве кого, позвольте спросить?

— Вы, наверное, знаете, что я был его старым другом.