Андрей Воробьев - Секс-ловушка для Папы Карло

— Ну, это очень просто, — чуть расслабился Шершнев. — У них за океаном тоже есть конкурирующие конторы. У нас — СВР, ФСБ и ГРУ. А у них — ЦРУ, АНБ и РУМО. Так вот, Сэмуэля этого, как штатного резидента, курировало ЦРУ. А Ладу — люди из РУМО и АНБ. Почему так произошло? А Буш его знает! Но только с моим вступлением в игру инициатива вновь перешла к ЦРУ…

Ракитин, слушая хвастливые рассуждения предателя, снова безуспешно попытался пошевелиться.

— Теперь понятно. То есть когда Лада снова объявилась, ты уже решил все вопросы, и она стала лишней. Профессора ты спрятал на конспиративной квартире, чтобы передать его людям Старого Бесо. Лабораторию тоже они должны были захватить. И ты обеспечил себе алиби, имитировав уход от кавказской «наружки» и пожертвовав парой бандюков. А стрелка с китайцами был назначена для отвода глаз, что ли?

— Ну вот видишь, а говоришь, все знаешь, — довольно потер руки Шершнев. — Мы тогда не знали, куда делась Лада, и считали, что она заодно с китайцами. Тогда родился план повязать китайцев на «стрелке» за хранение оружия и наркотиков, а кавказцев отпустить. Но спецназ у меня вы отобрали, я просек подставу и выехал на место лично во всем разобраться.

— А заодно — обеспечить себе очередное алиби, — подхватил Ракитин. — Конечно, в неумном рвении и неосторожности того, кто полез под пули, могли бы обвинить, но никак не в предательстве.

При упоминании слова «предательство» Шершнев поморщился, словно от зубной боли, но заметил, что благодаря этой «увеселительной прогулке» он лично познакомился с Ракитиным, получил его в руководители и, что немаловажно, познакомился с Ладой.

— Кстати, а почему ты тогда в клубе в суматохе не застрелил ее? — тут же поинтересовался пленник.

— Ну, во-первых, ты меня уж совсем за ссученного держишь, — обиделся Шершнев. — Я, может, и решил заработать немного денег на старости лет, но я не убийца. К тому же Лада прекрасно уводила вас в сторону с кавказского следа на китайский. И мне это было на руку. Она ведь была все еще уверена, что сама руководит операцией.

Ракитин задумчиво хмыкнул: «Да, она действительно сбила нас со следа со своей историей про кингисеппскую мызу».

— Ты знал, что мыза заминирована?

— Не знал, но догадывался, что она выкинет чего-нибудь такое.

— Не может быть, чтобы не знал, ведь там, на мызе, был заготовлен муляж клопинской лаборатории и находился в заложниках Сэмуэль Смит, обгорелый труп которого должен был изображать труп профессора. Ну, признайся, ты знал?

— Говорю же тебе, только догадывался.

— Ах да, конечно, у тебя же был заготовлен страховочный вариант. Кстати, на нем ты и прокололся. Когда наша резидентура отыскала, наконец, Александрикова в Таиланде, он сообщил, что с кингисеппскими бандитами договаривался вовсе не он, а ты. И со своими бывшими сослуживцами в охране Архангельского аэропорта он общался по твоей просьбе.

— Ты знаешь, а я, правда, рад, что Александриков жив, — улыбнулся Шершнев. — Когда ты сказал, что его застрелили в Таиланде, у меня аж сердце екнуло.

— Ой, как екнуло! — восхитился Ракитин. — Это же был единственный свидетель, которого ты не успел «зачистить». Насколько я понимаю, всю грязную работу за тебя выполнили кингисеппские беспредельщики. Они перебили людей Старого Бесо и вывезли Клопина вместе с лабораторией в Архангельск. Они же напали на автозак с задержанными, где ты так «героически» сражался. Кстати, а куда девались тела Лады, Суслика и Старого Бесо? Живы они, или ты от них избавился, несмотря на глубокую приверженность принципу «не убий»?

— А вот это не твое дело, — враз помрачнел Шершнев. — У ментов свои секреты. Ну что, исчерпал ты свой запас осведомленности, или тебе еще есть что сказать?

Ивану, безусловно, было что сказать, и он не терял надежды, что последнее слово останется не за иудой. «Раз уж он пошел на откровенность, — думал оперативник, — пусть изливает свою поганую душу и дальше. А мы потом, глядишь, при проведении дознания это зачтем. Что ж, будем откровенны взаимно. Во всяком случае, в рамках служебных полномочий». И, хотя пленник прекрасно сознавал, что в его положении подобный пафос неуместен, он все же не смог отказать себе в удовольствии.

— Я ведь до самого последнего момента не догадывался, что ты — враг. Даже когда у меня появились результаты допросов Зязика из салона «Маргаритки», я все еще считал, что ты просто проводил оперативную разработку Клопина параллельно со мной. Только когда по моему заданию разыскали и опросили Александрикова, мне стало все ясно. А звонок с сообщением о его показаниях поступил не далее как вчера, когда ты имел честь наклюкаться «в зюзю».

— Ну, и куда ты клонишь? — снова насторожился Шершнев.

— А говорю я о том, что когда ты набрался, вызвал я дежурного хирурга и вшили мы тебе под лопатку ни какую-нибудь «эспераль», а самую что ни на есть настоящую капсулу с ядом, который в десятки раз мощнее цианистого калия будет. Капсулой этой меня в лаборатории в центре снабдили, и разлагается она вне зависимости от внешних факторов в течение суток. Так что не знаю, сколько уже прошло времени, но противоядие есть только у нас на базе.

— Ты блефуешь, — внутренне заледенел Шершнев, скривив презрительную усмешку.

— Ну, если тебя просто «подшили», ты можешь это легко проверить. Ты ведь наверняка уже успел вылить воду из своей «волшебной» фляжки и наполнить ее чем полагается?

— Тут ты угадал, — усмехнулся Шершнев. — Я наполнил ее до краев виски «Blue Label» и собираюсь выпить потом за победу, когда мне удалят эту чертову капсулу.

— Даже не думай пытаться ее удалить, капсула уже слишком истончилась, одно неверное движение скальпелем — и ты мертвец. Тем более что оперируют тут у вас в основном спецназовскими ножами. И не уподобляйся Мише, уверяющему, что «Грузия — страна пародоксов. Утром люди могут воевать друг с другом и сражаться чисто вербально, обзывать черт знает чем, а вечером пить вместе и сидеть у одного стола». Халявы не бывает. И любая война идет исключительно на уничтожение.

Шершнев непроизвольно поежился и извлек из внутреннего кармана своего «хищнического» комбинизона флягу.

— Глотни, глотни, — подбодрил оперативник, — если я просто тебя «подшил», то ничего страшного не произойдет. Поплохеет, конечно, немножко. Блеванешь, да и только. А если я про капсулу правду сказал, то тебе сейчас вообще ничего не будет.

Аристарх внимательно посмотрел на флягу, затем встал с кресла, подошел поближе к Ракитину, заглянул ему в глаза и сделал большой глоток.

— Ну как? — поинтересовался Иван через полминуты.

— Самогонка, она и в Грузии самогонка, — Шершнев допил виски до последней капли.