Борис Воробьев - Брать без промедления

Расположившись среди нагромождения камней, Андрей до рези в глазах всматривался в серую утреннюю мглу. Предметы в ней расплывались, как кляксы на промокашке, и Андрей пожалел, что не устроился поближе. Правда, от того места, где он залег, до обрыва было не больше тридцати шагов, но осторожный человек мог подкрасться к обрыву незамеченным.

«А чего ему осторожничать? — тут же спросил себя Андрей. — Спугнуть я его не спугнул, собак оставил далеко, а меня самого в этой щели увидит разве птица. Но Сазонов не птица. Он сейчас жмет во все лопатки на своих лыжах и думает только об одном — как бы побыстрее добраться и побыстрее сделать то, чего не очень-то хочется делать. Да, незавидная у тебя житуха, Сазонов, или как тебя там. Все время прячешься, как волк, и дрожишь за свою шкуру. Ведь дрожишь, Сазонов. И правильно деваешь, потому что все равно тебе крышка. Как ни крутился, ни хитрил, а старлей взял тебя за одно место. И никуда ты не денешься, так что давай подгребай, не тяни резину».

Рассуждая таким манером, Андрей в то же время не забывал поглядывать по сторонам и прислушиваться к малейшим шорохам и звукам. Пока в них не было ничего подозрительного. Попискивали под снегом мыши, далеко тявкал песец, шумно хлопали крыльями перелетавшие, с места на место куропатки, но Андрей был готов в любую минуту услышать и другое. Он чувствовал себя как на охоте, где дичь может появиться неожиданно, и смотря какая дичь. Мишка, например. Старлей, чудак, сказал второго дня: это тебе не на медведя ходить. Ей бету, чудак. Попробовал бы сам, запел бы по-другому. Думает, если повезло им тогда, значит, и всегда так. Нет, старлей. Мишка зверь серьезный. Сазонов твой перед ним кутенок и ничего больше.

Невдалеке с громким хлопаньем сорвалась стайка куропаток, и Андрей тотчас определил: птицы не просто перелетали, кто-то спугнул их. Он напряг зрение, и через минуту-другую в белёсом сумраке неясно проглянула фигура лыжника. Споро работая палками, он приближался, и наконец Андрей отчетливо разглядел его.

У обрыва Сазонов остановился, сбросил с ног лыжи и, стянув через голову ружье, положил оружие на снег. Достал из камней лестницу и приставил к стене обрыва. Затем сел на нижнюю ступеньку и закурил. Курил он торопливо и нервно, и Андрей подумал, что никогда не видел Сазонова таким: врач всегда был спокойным и сдержанным. Видно, многолетнее напряжение давало знать, и сейчас, когда он был, как ему казалось, один, он, что называется, выпускал пар.

Раздавив окурок, Сазонов оглянулся по сторонам и стал взбираться по лестнице. Добравшись до простыни, загораживающей лаз, он откинул один край и скрылся в тайнике.

Не теряя ни минуты, Андрей пополз к обрыву. Никто не знал, сколько времени Сазонов пробудет в своем прибежище, может быть, ему понадобилась там какая-нибудь вещь и сейчас он спустится обратно, и надо было спешить, чтобы занять место там, где его наметил Андрей, — за огромным валуном, лежавшим на берегу в пяти шагах от обрыва.

Однако Андрей не угадал: проходили минута за минутой, а Сазонов не показывался.

«Значит, передает, — подумал Андрей. — Пускай передает, в последний раз можно».

План был простой: дать Сазонову спуститься, подождать, пока он наденет лыжи и ружье, и брать.

На лыжах да с ружьем за спиной много не посопротивляешься.

Андрей начал уже мерзнуть, когда Сазонов наконец выглянул из лаза. Убедившись, что все спокойно, он встал на лестницу, закрепил угол простыни, не спеша спустился. Отнес лестницу на старое место, вдел ноги в лыжные ремни, застегнул крепления. Оставалось забросить за спину ружье, и Андрей подождал, пока Сазонов сделает это.

И тогда, держа винтовку как обрез на сгибе руки, вышел из-за валуна.

— Стой! — приказал он, направляя дуло на Сазонова.

Ни испуга, ни растерянности не отразилось на лице врача.

— Шуточки у тебя, Старостин, — сказал он, приближаясь к Андрею. — За такие шуточки по морде бьют.

— Стой! — повторил Андрей. — Еще шаг сделаешь, сука, и я влеплю тебе в лоб!

Сазонов остановился.

— Ложись! — велел Андрей.

— Ты что, дурак чокнутый?!

— Ложись, говорю!

— Да катись ты!..

Целясь поверх головы Сазонова, Андрей выстрелил. Пуля встопорщила мех на шапке врача, и это возымело действие. Сазонов лег.

Но самообладания не потерял.

— Я тебе это припомню, дрянь коричневая, — глухо сказал он. — Допился в своей избушке до чертиков, на людей кидаешься. Думаешь, Лаврентьев тебя по головке погладит за это?

— Мели, Емеля, твоя неделя, — сказал Андрей.

Он присел перед Сазоновым на корточки и стал его обыскивать… В левом кармане брюк явно прощупывался твердый предмет. Андрей запустил руку в карман и вытащил оттуда пистолет. Оружие было незнакомой марки, увесистое и компактное. Андрей спрятал пистолет за пазуху. Помня предостережение Кострюкова, он все время держался настороже и все-таки пропустил удар: извернувшись как рыба на льду, Сазонов резко ударил Андрея локтем в живот.

Окажись на месте Андрея человек похлипче, дело кончилось бы плохо, но Андрей только крякнул и тут же обрушил на голову Сазонова кулак. Врач дрыгнул ногами и обмяк. Андрей достал из кармана свернутый в кольцо ремень из лахтачьей шкуры и сноровисто связал Сазонову руки и ноги. Подумав, решил для пользы дела заткнуть врачу и рот, но ничего подходящего под рукой не было. Тогда Андрей оторвал от ушанки Сазонова одно «ухо» и соорудил из него кляп. Потом вытащил из тайника рацию со всеми принадлежностями и пошел за собаками.