Ян Флеминг - Казино «Руаяль». Живи, пусть умирают другие. Мунрэкер

— Моя фамилия Хэллоран. Рад познакомиться с вами. Они пожали друг другу руки.

— Надеюсь, перелет был нормальным. Пожалуйста, следуйте за мной.

Он обернулся к полицейскому, охранявшему вход:

— Все в порядке, сержант.

— Понятно, мистер Хэллоран. Всего доброго. Все остальные пассажиры проследовали внутрь, Хэллоран же повернул налево, в сторону от здания. Другой полицейский уже держал открытыми маленькие ворота в высоком заборе, обозначающем границу.

— До свидания, мистер Хэллоран, — сказал он.

— До свидания, офицер. Благодарю.

Сразу же за воротами их ожидал черный «бьюик» с тихо посапывающим мотором. Они сели в него. Оба легких чемодана Бонда уже лежали впереди, на сиденье рядом с шофером. Бонд представить себе не мог, как их удалось столь быстро извлечь из кучи багажа, которую — он видел это всего минуту тому назад — везли в помещение таможни.

— Все в порядке, Грейди. Поехали.

Бонд удобно откинулся на заднем сиденье огромного лимузина, резко рванувшего вперед и плавно, но быстро — благодаря превосходному механизму — скользнувшего на шоссе.

Бонд повернулся к Хэллорану:

— Должен вам сказать, это самая красная ковровая дорожка, которую передо мной когда-либо расстилали. Я думал, мне придется потратить не меньше часа на всякие формальности. Кому я всем этим обязан? Я не привык к обслуживанию по разряду VIP. Во всяком случае благодарю вас за то, что сделали лично вы.

— Не стоит благодарности, мистер Бонд, — улыбнулся Хэллоран и протянул ему только что открытую пачку сигарет «Лакиз». — Мы хотим, чтобы ваше пребывание здесь было абсолютно удобным для вас. Чего бы вы ни пожелали, только скажите — и у вас будет все. У вас в Вашингтоне есть добрые друзья. Сам я не посвящен в причину вашего приезда, но знаю, что местные власти желают, чтобы вас принимали как особо важного правительственного гостя. Мне поручено доставить вас в отель как можно быстрее и с максимальными удобствами, после чего я передам вас с рук на руки другому сотруднику и вернусь к своим текущим делам. Дайте мне, пожалуйста, ваш паспорт.

Бонд передал ему паспорт. Хэллоран открыл свой кейс, лежавший рядом на сиденье, и достал из него тяжелую металлическую печать. Он открыл страничку с американской визой, проштемпелевал ее, расписался на темно-синем круглом шифре министерства юстиции и вернул паспорт. Затем взял свою записную книжку, вынул заложенный в нее толстый белый конверт и протянул Бонду.

— Здесь тысяча долларов, мистер Бонд, — и, не давая Бонду вставить и слова, продолжил, — это коммунистические деньги, наш трофей, полученный от дела Шмидта — Кинаски. Мы используем эти деньги против них самих и просим вас не отказываться, а употребить их по собственному усмотрению в ходе выполнения вашего нынешнего задания. Уверяю вас, ваш отказ будет воспринят как недружественный жест. Давайте больше не будем об этом говорить, — остановил он его жестом руки, поскольку Бонд в сомнении все еще вертел конверт в ладонях, — тем более что использование вами этих денег санкционировано вашим собственным начальством.

Бонд пристально посмотрел на него, улыбнулся и положил деньги в свой бумажник.

— Хорошо, — сказал он, — спасибо. Я постараюсь использовать эти деньги максимально во вред противнику. Некоторый оборотный капитал в работе необходим. И тем приятней, что он обеспечен самим противником.

— Отлично, — сказал Хэллоран. — А теперь, если позволите, я напишу отчет, который обязан представить. К тому же нужно не забыть письменно поблагодарить иммиграционную и таможенную службы за содействие. Таковы правила.

— Конечно, конечно, — ответил Бонд.

Он обрадовался возможности помолчать и посмотреть в окно на Америку, которую не видел с военных времен. Нужно было, не теряя времени, брать на заметку характерные особенности нынешней жизни страны: реклама вдоль дороги, новые марки автомобилей, цены на подержанные машины, крупно написанные на стоянках комиссионных автомагазинов; необычная афористичность надписей на дорожных щитах: «Тверже руль на повороте, не напрягайся плечом, двигайся плавно — и скользкость тебе нипочем!»; ограничения скорости; множество женщин за рулем и мужчин, покорно сидящих рядом; манера мужчин одеваться, стиль женских причесок; предупредительные надписи на щитах службы гражданской обороны: «В случае вражеского нападения не останавливайтесь, продолжайте движение»; густой лес телевизионных антенн и телепрограммы, вывешенные на досках для объявлений и в витринах магазинов; призывы вносить деньги в фонды борьбы с раком и полиомиелитом, призыв принять участие в Марше неимущих — все эти неуловимые детали повседневной жизни были так же важны для его работы, как содранная кора дерева или сломанная веточка для охотника в джунглях.

Водитель решил проехать по мосту Шрайборо. Перелетев через его захватывающую дух крутизну, они ворвались в самое сердце верхнего Манхэттена, откуда открывалась прекрасная панорама Нью-Йорка, спешившего им навстречу, и, наконец, оказались в гудящей, кишащей людьми, пахнущей бензином нижней части острова, у самых корней этих бетонных джунглей.

Бонд повернулся к своему спутнику.

— Ужасно говорить об этом, — сказал он, — но все это представляет собой самую крупную и удобную на всем земном шаре мишень для атомной бомбы.

— И не говорите, — ответил Хэллоран. — Как представлю себе, что может случиться, спать по ночам не могу.

Они подъехали к «Сент-Реджису» — на углу Пятой авеню и Пятьдесят пятой улицы. Навстречу им вышел швейцар. Чуть позади него на тротуар ступил средних лет угрюмый мужчина в синем пальто и фетровой шляпе. Когда они вылезли из машины, Хэллоран представил его Бонду:

— Познакомьтесь, пожалуйста: капитан Декстер. — Хэллоран был почтителен. — Могу ли я считать себя теперь свободным, капитан?

— Да, конечно. Распорядитесь только, чтобы вещи отнесли в апартаменты. Номер 2000. На последнем этаже. Я пойду с мистером Бондом вперед и прослежу, чтобы там было все, что ему необходимо.

Бонд обернулся, чтобы попрощаться и поблагодарить Хэллорана. Тот стоял в эту минуту спиной к нему, отдавая швейцару распоряжения насчет багажа. Взгляд Бонда скользнул по Пятьдесят пятой улице. Глаза его сузились. Черный «кадиллак-седан» решительно прокладывал себе путь среди автомобильной толчеи, подсекая при этом такси-«чакера», водитель которого резко затормозил, с размаху опустил кулак на клаксон и уже не переставал сигналить. Седан не остановился, он успел проскочить на зеленый свет как раз в момент, когда светофор переключался на красный, и, промчавшись по Пятой авеню в северном направлении, исчез. Водитель был умел и решителен, но Бонда насторожило то, что это оказалась женщина, к тому же негритянка — прекрасно выглядевшая негритянка в черной шоферской униформе. А сквозь заднее стекло Бонд успел разглядеть единственного пассажира — широченное серо-черное лицо, которое медленно повернулось в его сторону. Когда машина миновала вход в отель, пассажир обернулся и через заднее окно посмотрел на Бонда в упор. Бонд был в этом совершенно уверен. Он смотрел на Бонда, пока машина не унеслась прочь по Пятой авеню.