Н. Шпанов - Заговорщики. Перед расплатой

— Между мной и Эгоном нет ничего общего, — заносчиво проговорил Эрнст Шверер.

— Я имею в виду вашего убитого на Восточном фронте брата Отто. У вас та же исполнительная ограниченность и неспособность смотреть на вещи более широко, чем сказано в приказе.

— Я хорошо понимаю политический смысл похищения Эгона.

— Как раз этого–то от вас и не требуется. Было бы гораздо лучше, если бы вместо "политических" размышлений вы дали себе труд подумать: "Осуществить план — выведать у Эгона его тайну — Штризе не удалось. Как мне его увезти?"

На этот раз тон насмешливого превосходства прозвучал в ответе Эрнста:

— Советская зона не Америка, киднапинг там не в моде…

Кроне поднялся из–за стола и подошел к растворенному окну.

— Уверены ли вы, что никаких записей у Эгона нет? — спросил он Эрнста.

— Он сам сказал мне.

— Допустим, что он не соврал и все, что есть ценного, заключено теперь в его голове.

— Это безусловно так!

— Значит, нам нужна его голова! Разумеется, не в отдельной упаковке… Нужно найти способ доставить его сюда, хотя бы на короткое время, для разговора с американцами.

Эрнст Шверер усмехнулся:

— Мы могли бы и сами…

— Это будет их делом: выжать из него то, что им нужно.

— Я… предпочел бы точно знать, что они от него выудят.

— Нас с вами это не касается.

Кроне прошелся по комнате.

— Итак, — сказал он, оборачиваясь к Эрнсту, — завтра мы вместе с вами отправляемся в советскую зону и на месте посмотрим, что можно сделать… Доктор Шверер ведь женат?

— Да.

— У него, кажется, есть дети?

— Дочка, восемь лет.

— Вы прибавили ей год, — поправил Кроне. — Значит, завтра утром. И вот что: позаботьтесь о том, чтобы захватить с собой немного продуктов. Чего–нибудь такого, что любят ваши родители. Ведь вы еще состоите в любимцах мамаши?

— Я вас не совсем понимаю, господин группенфюрер… — озадаченно пробормотал Эрнст.

— Это и не обязательно… Вам нужны деньги? Можете не отвечать: вы достаточно плохо владеете лицом. — Кроне вынул бумажник и отсчитал несколько бумажек. — Вас, конечно, больше устраивают доллары, нежели оккупационные марки?.. Прошу!

Когда Эрнст был уже у двери, Кроне рассмеялся и спросил:

— А почему вы не спросили меня: что общего между нашей операцией и вкусами ваших стариков?

— Вы же сами сказали, что это меня не касается.

— Думали поразить меня выдержкой? Нет, милый мой, это не выдержка, а безразличие.

— Извините, господин группенфюрер.

— Я хочу сказать, что к заданию американцев вы должны относиться так же, как отнеслись бы к нашим. Так слушайте, план прост: вы должны убедить свою матушку пригласить внучку на денек к себе. Погостить и поесть случайно раздобытых лакомств. Пока девочка будет у бабушки, — одна или с матерью, это не имеет значения, — за нею может прийти сам доктор Шверер. Понятно?

— Почти…

— Но даже на этой стороне нужно избегать шума.

— А если брат не отпустит дочь на эту сторону, к старикам?

— Тогда я достану ее сам. Так или иначе, ее нужно взять. Легче похитить ребенка, чем возиться с увозом вашего брата.

— Конечно, — согласился Эрнст и уже смело взял из ящика Кроне две сигары и сунул себе в карман. — Это, конечно, легче…

После ухода Эрнста Кроне опустил шторы и зажег свет.

Окна уютно светились сквозь живую изгородь, окружающую небольшой домик. Прохожие не без зависти поглядывали на этот уголок, подобный островку, уцелевшему в море невзгод, захлестнувших Западную Германию. Многие знали, что под видом безобидного бюргера здесь нашел себе приют какой–то субъект, занимавший в гитлеровские времена видное положение и даже имевший звание группенфюрера СС, и многие были уверены, что если бы дело происходило на советской стороне, то этому субъекту пришлось бы солоно. Но заявления в комиссию по денацификации, возглавляемую сэром Монтегю Грили, ни к чему не приводили, разве только к неприятностям для заявителей. Поэтому заявления скоро прекратились, и Кроне никто не беспокоил.

Кроне вел замкнутую жизнь. Днем к нему приходили кухарка и уборщица. Вечера он проводил один, запершись в доме. Посетители бывали редко. Это были люди, которых никто в этой местности не знал.

Сегодня, как и всегда, у Кроне царила тишина. Самые любопытные уши, если их интересовало происходящее в доме, не уловили бы снаружи телефонного звонка, раздавшегося в комнате, где сидел Кроне.

— О, Фрэнк! — с неподдельной радостью воскликнул Кроне, сняв трубку. Ты уже здесь?! Ну, ну, я буду очень рад… Только приходи пешком. Дверь на веранду будет не заперта…

Повесив трубку, Кроне посмотрел на часы и отпер балконную дверь.

Прошло не больше четверти часа, и в комнату вошел полковник Фрэнк Паркер. Он плотно затворил дверь за собой и повернул ключ.

— Вот и я, Мак, — сказал он просто, снимая перчатки и отбрасывая их в сторону вместе со шляпой.

Кроне пошел ему навстречу и двумя руками потряс руку Паркера.

— Приятно видеть тебя в порядке! Только с тобой я чувствую себя самим собою и ощущаю, что цел.

— Да и тебе достался довольно трудный пост. По сравнению с тобой пресловутый британский Лоуренс жил у арабов, как в пансионе!

Кроне достал из шкафчика несколько бутылок.

— Покрепче?.. Один наш английский коллега, говорят, потчует своих друзей месивом собственного изобретения. Он называет его "Устрица пустыни"… Прочищает мозги, как выстрел.

С этими словами Кроне принялся за приготовление коктейля.

Паркер оглядел комнату.

— Совсем обжился? — спросил он.

— Завтра снимаюсь с якоря.

— Так я займу твою хижину.

— Получай в наследство!

— С рецептом "Устрицы"?

— Как всякий другой чужой секрет, могу уступить за сходную цену.

— А ты домой?

— Зависит от того, что ты называешь домом.

— В Штаты?

— Боюсь, что я настолько отвык от Штатов, что именно туда–то и приехал бы, как в гости. Нет, я еду как раз в обратном направлении.

— На ту сторону?

— Да.

— Покупать души?

— За время работы в гестапо я пришел к выводу: далеко не все покупается и продается.

— Странный вывод… для такой службы!

— Видишь ли… мне несколько раз пришлось там столкнуться с коммунистами. Их нельзя было ничем заставить изменить своим взглядам: ни кнутом, ни деньгами.

— У немцев было мало денег.

Кроне покачал головой.

— Нет… не все продается. Нам нужно с этим считаться. Вот и сейчас я опять нарвался на такого субъекта. Он даже еще и не коммунист, хотя идет к этому.

— Не можешь купить?

— Его пробовали купить англичане — не вышло. Теперь мы хотим его просто украсть.

— Такая важная птица?

— У него в голове кое–что, чего нам нехватает для некоторых работ реактивщиков.

— Так при чем тут англичане?