Андрей Троицкий - Знак шпиона

– Мне очень жаль…

– Жаль? – Медников рассмеялся без всякого усилия. – Твои телохранители аж обосрались от радости, когда увидели деньги. Эти сраные две штуки. Словно чужой чемодан на улице нашли.

– Господи, что вы наделали… Что я наделал…

– Сними плащ и положи на стол, – приказал Медников. – Теперь я позабочусь о деньгах. Вот и умница. Я всегда говорил, что у тебя светлая голова.

Медников снова засмеялся, скинул куртку, потому что стало жарко. Переступив через тела парней, валявшиеся на дороге, вышел из комнаты и через минуту вернулся. Леша перевернулся с боку на спину. Из уголков рта сочился багровый ручеек, глаза парня, внимательные, переполненные болью, наблюдали за убийцей из-под прищуренных век. Медников хотел добить племянника выстрелом в лоб, но передумал. Музыка неожиданно закончилась. Теперь, в наступившей тишине, сухой хлопок выстрела могли услышать на улице или в коридоре первого этажа.

Медников бросил лопату, приказал:

– Отодвинь от стены матрас и копай яму. Неглубокую. Там.

Он показал пальцем в темный угол комнаты. Сам сел к столу, пуская сигаретный дым, стал наблюдать, как Ермоленко копается с матрасом и неловко ковыряет земляной пол. Грунт оказался твердым, лопата натыкалась на битое стекло, мусор и кирпичную крошку. Непривычный к тяжелой работе, Ермоленко быстро устал, мучимый одышкой, скинул пиджак, жилетку. Несколько раз он просил воды, но пить было нечего. Ермоленко работал, стараясь не смотреть в сторону двери, где, раненый в грудь, медленно умирал племянник. Медников меланхолично ковырял спичкой в зубах и ждал, когда у музыкантов закончится антракт, но пауза почему-то затягивалась. Леша время от времени сгибал и разгибал ноги в коленях, словно хотел встать. Лежа на спине, он дышал часто и тяжело, его куртка и свитер насквозь пропитались кровью. Но смерть не приходила.

Ермоленко кашлял и чихал, от мелкой пыли, набившейся в рот и горло. Пыль попадала в глаза, и они слезились. Сделав остановку, он бросил лопату, сел на землю, покосился на племянника, ещё живого.

– Не могу. Хоть две минуты отдохну. Вы убьете меня?

– Я только заберу деньги.

– Вы обещаете?

– Копай, я опаздываю к своей девочке.

Неожиданно Медников вскочил со стула, в два прыжка добрался до края почти готовой могилы. Выхватив пистолет из-под ремня, остановился перед Ермоленко.

Через мутное потемневшее стекло можно было разглядеть чью-то рожу, то ли мужскую, то ли женскую, белую, похожую на непропеченный блин. Чтобы так заглянут в низкое окно, человек должен был встать на карачки или лечь на мокрую землю, свесив вниз свою дурную башку. Как бы не старался незнакомец, как бы не крутил своей репой, он не мог заглянуть в темный угол, не мог увидеть того, что там происходит. Да и что разглядишь через это стекло, черное от грязи и копоти.

– Вы там что, трахаетесь? – спросил человек и засмеялся свое шутке. – Или керосините?

– Трахаемся, – крикнул Медников.

За окном раздался взрыв смеха. Медников шагнул вперед, заглянул в глаза Ермоленко, угадав, что тот хочет сделать. Заорать во всю глотку, позвать на помощь.

– Только пикни, гнида, – тихо сказал Медников и направил ствол пистолет в живот Ермоленко. – Только пикни…

Человек постучал в стекло костяшками пальцев.

– Эй, жопу не застуди. Земля холодная.

– Сам не застуди, – крикнул в ответ Медников.

– Эй, орел, когда площадка освободится? Не все ж тебе одному… Другим тоже хочется. Ну, палку кинуть.

– Дай кончить, – крикнул Медников. – Через полчаса приходи.

– Долго же ты кончаешь.

Рожа пропала. За окном послышались невнятные голоса, женский смех. Через минуту все звуки стихли. Ермоленко с серым от пыли лицом, похожий на восставшего из могилы мертвеца, взялся за лопату, наклонился, выбирая землю из ямы. Медников опустил ствол и выстрелил ему в затылок.

Он доволок до угла Юру, а затем и Лешу, который уже не подавал признаков жизни. Сбросил тела в яму на труп Ермоленко, уложил валетом, подогнув ноги. Забросал землей кровавые лужи у двери. Сделав перекур, передохнул и снова взялся за дело. Закопал могилу, вытер лопату и столешницу тряпкой. И начал работать ногами, но, сколько не утаптывал грунт, земляной горб в углу комнаты никак не хотел оседать. Тогда Медников сдвинул матрас к двери, перетаскал из коридора мебельную рухлядь, навалил доски на могилу. Он закончил свою работу в первом часу ночи, запихнул в кейс плащ, набитый деньгами и ушел, разбив лампочку рукояткой пистолета.

На улице дышалась легко. Где-то бездонной вышине темного неба кричала ворона, за спиной слышались звуки рок-н-ролла. Медников шагал к машине через яблоневый сад и думал, что он безнадежно опоздал, Марина наверняка проснулась и теперь ищет его в ресторане гостиницы и баре. Возможно, девочка впала в свое обычное стервозное настроение и теперь придется придумать какую-нибудь красивую сказку, чтобы она немного успокоилась. А лучше всего – просто дать ей денег. Разумеется, отношения Медникова и Марины, это чистая святая любовь, не замутненная низкими меркантильными интересами. Но деньги… Деньги – это смазка любви, без которой скрипит, трещит и, в конце концов, со временем разваливается самое прочное чувство. Да, нужно дать денег, – решил он садясь за руль «Волги». Через минуту машина поехала обратной дорогой.

Лиссабон, район Граса. 27 октября.

Ранее утро Колчин встретил на заднем сидении подержанного седана «Альфа Ромео». Машина стояла на узкой улочке, застроенной белыми трехэтажными домами, неподалеку от крыльца гостиницы «Сан-Роки», где несколько дней назад, покинув дом матери, остановилась Джейн Уильямс.

На водительском месте сидел Виктор Нестеров, плотный высокий мужчина с длинными каштановыми волосами, поредевшими на висках, и узкой полоской усов. Голову Нестеров смазывал какой-то вонючей дрянью, гелем или чем-то в этом роде, отчего прическа выглядела неряшливой, вьющиеся волосы казались спутанными, висели грязными сосульками. Ко всему прочему он пользовался дорогим и очень модным одеколоном «Рибейре» местного производства с крепким своеобразным запахом, рассчитанным на большого любителя. Так пахнут в жаркий день гниющие морские канаты, лежащие на деревянном причале.

Стояла сухая погода, слишком теплая для конца октября, на небе ни облачка, над Лиссабоном висел циклон, который принесло с Бискайского залива. Колчин маялся и страдал от духоты, переживал легкое похмелье, мечтая о глотке холодного лимонада или пива, но бутылка воды опустела уже давно. Сидеть на протяжении нескольких часов в машине, впитавшей в себя запахи парфюмерной лавки, не самое большое удовольствие. Но приходилось терпеть. Нестеров посмотрел на часы и обернулся назад: