Николай Шпанов - Ураган.Привидения,которые возвращаются

Через несколько минут стали поступать телефонные сообщения с пунктов наблюдения. Позвонили из города: там было видно пламя взрыва.

Парк вопросительно посмотрел на членов комиссии: до города было больше трехсот километров.

Измерительные приборы показали силу взрыва в сто десять килотонн тринитротолуола. Такой силы не показывала еще ни одна ядерная головка из испытанных на этом полигоне.

Парк снова вооружился биноклем. Теперь без черных очков было хорошо видно серое облако. Ветер гнал его на северо-восток.

Второй взрыв, зашифрованный словом "рэнджелл", был произведен через два часа после "сокорро". Дверь блиндажа за спиною Парка стремительно распахнулась. Звон в ушах стоял так долго, что Парк не слышал телефонных звонков с сообщениями наблюдателей. Облако взрыва серым туманом закрывало весь небосвод. Потом оно, как и первое, понеслось в северо-восточном направлении.

Оба взрыва произвели на экспертов нужное впечатление. Но самое интересное было еще впереди. Своим "лисьим ходом" "фокс" должна найти и взорвать другую ракету — снаряд предполагаемого противника.

Это должно было произойти через два часа. Но не прошло и часа после взрыва "рэнджелл", как Парку стало известно, что тысячи телеграмм летят от жителей Сан-Хуана министру обороны с требованием немедленно прекратить испытания. Колонны жителей двинулись к ратуше с плакатами: "Прекратить ядерные испытания рядом с нашими домами! Пусть взрывают бомбы у себя дома". Ученые-атомщики выступили по радио с заверениями, что нет никаких оснований для поднятой тревоги, но тут же голос мэра Сан-Хуана опроверг их. Он заявил, что уровень радиоактивности достиг двух тысяч микрокюри, в то время как тысяча микрокюри считается предельной нормой, безопасной для человека.

Как раз во время речи мэра Парк услышал взрыв страшной силы. Казалось, весь блиндаж, содрогнувшись, покосился и сошел с места. Парк увидел, как у него над головой трещина с быстротою выстрела рассекла бетонный потолок и сквозь нее в блиндаж посыпались куски бетона. Стараясь не поддаться панике, охватившей сидевших в блиндаже, Парк прижался спиной к бетонной стене.

— В чем дело, полковник?!

Но начальник полигона, очевидно, даже не расслышал голоса Парка за гулом, который, подобно грозовому разряду, длинными раскатами, с хрустом и грохотом катился над головами комиссии. Парк с презрением смотрел, как за минуту до того такие уверенные в себе, важные от сознания своего значения члены комиссии пробивались к выходу, принявшему форму ромба.

Парк вышел из убежища последним вместе с начальником полигона. Где-то очень далеко, к западу, небо было окрашено заревом огромного пожара. Парк молча посмотрел на полковника и так же молча вместе с ним уселся в "джип". На узле связи нашелся только один уцелевший канал связи — глубинный кабель, ведущий прямо в Октагон. Оттуда сообщили, что на базе Митчелл произошел необъяснимый взрыв ракеты "ника". Она взорвалась на стартовой платформе, откуда должна была быть запущена в качестве цели для "фокса".

— Спросите их, — приказал Парк, — точно ли, что взорвалась "ника", а не "фокс"?

И когда пришел подтверждающий ответ, он вздохнул с облегчением: значит, еще не все потеряно. Испытания можно будет продолжить.

Никаких подробностей происшествия Министерство обороны еще не знало: разрушения на базе Митчелл велики, много человеческих жертв, радиоактивное облако несется к западу.

Как только была восстановлена связь с городком, Парк вызвал мэра города, которого хорошо знал:

— Послушайте, Норрис. Успокойте население, заставьте людей разойтись по домам, и все будет…

Паулсон перебил: аэродром Сан-Хуана не примет самолета экспертной комиссии. Толпа возбуждена. Паулсон не ручается за безопасность Парка, если он там покажется. Полиция едва ли сможет справиться с демонстрантами. Это уже не молчаливая утренняя толпа, от которой Парку удалось так просто удрать.

— Если бессильна ваша полиция… — попытался его перебить Парк, но Паулсон и тут сухо перебил:

— Не хотите же вы сказать, Майкл, что я должен просить губернатора вызвать войска?

Несколько мгновений Парк в нерешительности держал телефонную трубку. Потом молча положил ее на рычаг.

Через час военно-транспортный самолет взял курс прямо на столицу, минуя Сан-Хуан.

Парк глубоко втиснулся в кресло и, сжав голову ладонями, закрыл глаза. Ему было противно смотреть на кого бы то ни было. Он не отвечал на вопросы. Когда его сочли спящим, он стал мысленно перебирать, что же произошло.

Он вспомнил давнишний рассказ Лесса Галича, когда тот прилетел с советского фронта и рассказывал о встрече с четырьмя другими, такими же, как он, молодыми дурнями, поклявшимися заставить мельницу вертеться не в ту сторону, в какую она вертится вот уже много веков. Парку вспомнилось, как он тогда смеялся:

"Что же, — спросил он своего пресс-адъютанта, — вы собираетесь дуть на мельницу, что ли?"

"Мы не такие дураки, — задорно ответил Лесс, — но разве даже легкий бриз не может остановить мельницу?"

"Остановить — это не значит повернуть", — сказал тогда Парк.

"Разумеется, — все с тою же забавной уверенностью возразил Лесс, — но ветер чуть-чуть сильнее, и… глядишь, она повернула. Не говоря уже о том, что может сделать буря!.."

Сэр Томас присел на скамью у старого вяза. Ему казалось, что именно здесь, у своего любимого дерева, он найдет большие слова, которые должны дойти до сердец слушателей. Но очень скоро скрип песка в аллее нарушил его размышления. Слуга доложил о приезде Эдуарда Грили.

— О, Нэд! — обрадовался старик. — Иду, иду…

И со всей доступной ему поспешностью сэр Томас пошел навстречу гостю и покровительственно похлопал его по плечу.

— Здорово, Нэд, — подделываясь под простака, воскликнул старик и, не желая показать гостю, что зябнет теперь, даже в такое теплое время, повел Нэда в дом. Там он подсел как можно ближе к камину, чтобы казаться в полной форме. Хвастливо воскликнул: — Держитесь! Вы и ваши пацифисты! Моя предвыборная речь готова. Послезавтра я ее произнесу. В Европе не будет ни одного радиоприемника, который не настроится на мою волну. И я уж воздам всем то, что они заслужили.

— И, конечно, вы, сэр, как величайшую нелепость отвергаете мысль о войне с использованием ядерного оружия даже ради самообороны, — сказал Нэд.

— Как никогда прежде! Помните, как я когда-то заявил… — старик потер лоб, вспоминая: — "К добру или к худу, но господство в воздухе является теперь высшим выражением силы, а флот и армия, сколь они ни необходимы и как бы они ни были нам традиционно дороги, должны играть подчиненную роль…"