Поль Кенни - Тройное убийство в Лурде

— Во-первых, действовало как минимум двое убийц. Если сравнить время, станет ясно, что один и тот же человек не мог убить Малара и Гурена; хотя способ убийства тот же, а использованное оружие принадлежит к одному типу, невозможно, чтобы обоих убил один преступник. Это первый пункт. Затем: если трех человек убили в одну ночь по непонятной для нас причине, это говорит об… как бы это сказать… определенной… срочности. Понимаете, что я хочу сказать?

Не переставая прожевывать большой кусок, комиссар кивнул и пробормотал:

— Этих людей убили, чтобы помешать им заговорить или из-за чего-то вроде этого, да?

— Да, например, — согласился Шапюи, — мы вполне можем себе представить, что они оказались замешаны в какое-то дело и недавний случай сделал их опасными. Одновременно устранили источник неприятностей и…

— Странный способ! — заметил Байон. — Тройное убийство грозит виновным гораздо более строгим наказанием.

— Это уже бывало, — подтвердил Котре с полным ртом. — Устранение свидетелей погубило не одного преступника.

Шапюи вдруг перестал жевать. Затаив дыхание, сжав свой бутерброд, он уставился в пустоту, потом поднял голову со словами: «Черт подери!»

Байон и комиссар посмотрели на него с некоторым удивлением, догадываясь, что в его голове созрела какая-то идея.

— Что случилось? — спросил Котре.

— Вы подали мне мысль! Вы заговорили об устранении свидетелей… Несомненно, это и есть нить, связывающая три жертвы! Малара, Гурена и мамашу Тревело «замочили» потому, что они были в курсе какой-то тайны или видели что-то, случившееся совсем недавно.

Охваченный жаждой деятельности, Шапюи положил свой бутерброд на стол и заявил:

— Надо проверить и сравнить, что они делали и где были вчера. Байон! Помогай! Диктуй все, что найдешь в рапортах и наших блокнотах относительно передвижений наших «жмуриков». А я буду записывать. Начинай с Малара…

После целого часа работы Шапюи и Байон практически полностью восстановили по часам передвижения жертв в день их смерти. Но из этого сравнения нельзя было сделать ни одного стоящего вывода. Разочарованный, Шапюи бросил бумаги на стол и заявил:

— Не идет. Все они ходили по своим мелким делам в совершенно разные места…

Полицейских затопила волна разочарования, и они вдруг почувствовали, как сильно устали.

— Передайте бумаги мне, — сказал Котре, протягивая руку. — Я знаю округу лучше вас и, может быть, найду пункт, ускользнувший от вас.

Без особой уверенности Шапюи дал ему свои листки и, пока комиссар сосредоточенно изучал записи, снова принялся за свой бутерброд. Байон последовал его примеру, едва заметно подмигнув, показывая, что не очень-то верит в проницательность Котре.

В комнате было совсем тихо. Это длилось минут десять, потом комиссар поднял голову и в его глазах загорелся насмешливый огонек.

— Ну, значит, вы ничего не заметили? — спросил он нарочито мягким голосом.

Затем, не в силах больше сдерживать свое ликование, он воскликнул:

— Черт подери! Все они прошли в одном месте около восьми часов вечера!

Лица обоих инспекторов изменились, а Шапюи совершенно не понимал, как эта деталь могла от него ускользнуть.

— Вы уверены? — спросил он.

— Это заметно, как обсерватория на Пик дю Миди! — торжествовал Котре. — Надо действительно быть «чужаками», как вы, чтобы не увидеть!

Довольный, что ему удалось выпустить эту отравленную стрелу, он достал из ящика стола подробную карту района и пригласил офицеров криминальной полиции подойти к ней.

— Смотрите, — сказал он, указывая на строчку рапортов, соответствующую девятнадцати часам. — Малар возвращался с фермы в Сен-Беа и направлялся к своему старому приятелю Виньолю, у которого пробыл до одиннадцати часов вечера. Стало быть, он шел по национальному шоссе 640 и прошел через перекресток О-Вив здесь, на границе двух департаментов. Ладно. Посмотрим с Гуреном… Бедняга ходил навестить своего кузена Эгпарса, живущего в двух шагах от 117-го национального шоссе — дороги, идущей от Тарба в По. Он вышел из Лурда около шести часов вечера по 640-му и возвращался в середине ночи по 135-му шоссе. Значит, около восьми часов он должен был пройти по перекрестку О-Вив… А теперь мамаша Тревело: она провела вторую половину дня у своей дочери, проживающей в местечке Шато-дю-Мор, это здесь, и села в автобус линии По — Лурд, чтобы вернуться домой. Как мы знаем, она возвратилась к себе в половине девятого. Это означает, что она села в автобус за полчаса до того. А где?… На перекрестке О-Вив!

Котре, небрежно бросив карандаш на стол, наслаждался своей победой. Действительно, то, что он сказал, было неоспоримым. Однако это не только не вызвало энтузиазма, на который рассчитывал комиссар, но даже еще больше усилило озабоченность Шапюи. Наконец инспектор решился заговорить.

— Превосходно, — согласился он, — мы убедились. Ваше рассуждение доказывает, что наши три жертвы погибли потому, что имели несчастье оказаться в то время на том чертовом перекрестке. Но это заводит нас в порочный круг: если там произошло нечто, заставившее спешно устранить всех свидетелей, как, по-вашему, мы можем узнать, что произошло?

Котре и Байон не раскрывали рта. Вместо того чтобы проясниться, дело стало еще туманнее. Шапюи молчал.

— Дорожная полиция об этом ничего не знает. Со вчерашнего дня через перекресток О-Вив наверняка прошло немало народу. Никто не заметил ничего необычного, иначе нас бы известили, потому что прошли уже сутки. Так что я полагаю, что от таинственного события не осталось никакого следа.

В кабинете снова повисла тяжелая тишина. Чтобы придать себе значительность, Котре закурил сигарету. Оба инспектора последовали его примеру. Байон, которого разрывала жажда активной деятельности, предложил:

— А что, если мы проверим сами? На машине мы сможем быть там через десять минут.

— Согласен, — кивнул головой Шапюи, — едем немедленно. Но если хотите знать мое мнение, мы только зря потеряем время.

Он замолчал, чтобы сделать затяжку, потом заключил:

— Очень боюсь, что эта история выходит за рамки нашей компетенции. Прежде чем мы отправимся в путь, Котре, предлагаю предупредить контрразведку. Я подозреваю, что эти три убийства не являются основной частью данного дела.

Комиссар побледнел.

— Вот это да! — вырвалось у него от волнения. — А что же я скажу журналистам?

У него это было манией. Шапюи бросил на него взгляд, полный сожаления.

— Ничего, — ответил он. — Или лепите им туфту… Они смогут придумать великолепные заголовки: «Пиренейский мясник», «Преступления вампира, или Потрошитель из Святого города». Громкие заголовки, одним словом.