А. Квиннел - Во имя отца

— Он лучший из всех, кого я когда-либо готовил. Лучшего я никогда не видел. Он — совершенное орудие убийства.

Гудов повернулся к фотографиям, лежавшим на столе, и спросил Фрэнка, показывая на них пальцем:

— Кто из этих людей еще находится в лагере?

Фрэнк быстро перебрал фотографии, оставив двенадцать. Гудов просмотрел их.

— А филиппинки уже уехали?

— Четыре дня назад.

— Жаль, очень жаль, — он повернулся к Лаговскому и указал на Хасана. — Попробуйте установить, где они сейчас. Очевидно, наш друг имел с одной из них интимные отношения. Ее нужно допросить.

Гудов взглянул на часы и нахмурился. Повернувшись к Фрэнку, сказал:

— Я займу ваш кабинет для проведения допросов. Сначала пришлите курсантов, затем — инструкторов. Вы будете последним, Фрэнк. Перед вами я допрошу Лейлу.

Тут Гудов неопределенно махнул рукой, и все присутствующие направились к двери. Фрэнк напоследок спросил Гудова:

— Не хотите ли кофе, майор?

— Нет, — ответил Гудов. Поколебавшись, он спросил Фрэнка: — У вас есть кока-кола?

Фрэнк усмехнулся:

— Конечно, есть.

— Тогда пришлите мне три охлажденные бутылки.

Собственно говоря, Гудов не рассчитывал на получение особо ценных сведений о Вернере ни от курсантов, ни от инструкторов, может быть, за исключением Лейлы.

Так все и произошло. Ему сообщили, что Вернер много слушал, но мало говорил. Он уже начал отчаиваться к тому моменту, когда в комнату вошла Лейла. Ее привлекательное лицо было совершенно бесстрастным. С другими допрашиваемыми Гудов был достаточно суров. С Лейлой он решил вести себя помягче. Не потому что она женщина, а потому что по ее лицу было видно, что это человек упрямый. К тому же он уже знал кое-что о ней. Она не любила, чтобы на нее давили или запугивали.

Гудов встал и протянул ей свою руку. Она крепко пожала ее. Затем майор указал ей на стул, и оба сели. Верхние пуговицы у нее на рубашке были расстегнуты, и он невольно загляделся на смуглую кожу чуть повыше ее груди. Она спокойно сидела, терпеливо ожидая начала разговора. Он сказал:

— Лейла, мы расследуем дело человека по имени Вернер. Мы пытаемся его разыскать. Мы думаем, что он агент империалистов или... сионистов.

Ее губы искривились, и она ответила:

— Он не был евреем. Это совершенно точно, потому что он не был обрезан.

Гудов изобразил улыбку:

— Да, но это не дает гарантии того, что он не был сионистом. Лейла, нам нужна ваша помощь. У вас с этим мужчиной были кое-какие отношения... несколько раз.

Она кивнула. Гудов уточнил:

— Сколько именно раз вы с ним спали?

Она призадумалась на секунду.

— Я не считала, майор. Восемь — десять раз.

— О чем вы говорили с ним?

— Ни о чем.

— Ни о чем! Лейла, — Гудов склонился к ней: — У вас с ним были интимные отношения... Вы занимались этим по меньшей мере восемь раз и ни о чем все это время не разговаривали?

Она глубоко вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза:

— Майор, постарайтесь меня понять. Я расскажу вам все, что смогу. Я никогда его больше не увижу. У меня в душе от общения с ним ничего не осталось. Это были чисто физиологические отношения. Я иногда занимаюсь подобными вещами с кем-нибудь из курсантов. И поверьте мне, мы обмолвились буквально парой слов... Видите ли, майор, меня это устраивало. И его, видимо, тоже. В тишине было лучше... Никаких лишних слов, никакой лжи, а всего лишь два слившихся в единое целое тела. Вы меня понимаете?

Гудов хорошо понял ее и поверил ей. Правда, он уже был близок к полному отчаянию, ведь он так надеялся на информацию, которую она могла дать. Он посмотрел на листок бумаги, лежавший на столе, на котором было изображено лицо Лейлы и написано замечание Вернера о ней: «Садомазохистские наклонности». Он уже собирался было задать ей вопрос, но тут она твердым голосом сказала:

— Майор, два часа назад я узнала, что вас интересует этот человек, и решила вспомнить о нем все, что только могла. Возьмите ручку, и я перечислю вам некоторые его особенности.

Немного удивленный, Гудов приготовился писать.

Она начала:

— Его кожа была слишком бледной даже для европейца, как будто он долгое время не был на солнце. Пока он был в лагере, он немного загорел, но очень старался не обгорать. У него узкий шрам длиной примерно десять сантиметров на правой ягодице и еще один, чуть повыше левого колена, раза в два короче, но достаточно широкий. Ноги у него нормальной длины для его роста, но очень крепкие. Пальцы достаточно тонкие, но сильные. У него много волос на теле, особенно на груди. Волосы в паху у него очень густые, очень темные и намного кудрявее, чем у обычного европейца. Половой член у него средней длины, не обрезан, мошонка довольно большая. Она остановилась на секунду, пока Гудов быстро дописывал ее слова. Он дописал «большая» и посмотрел на Лейлу. Она продолжала:

— Перед тем как приехать в этот лагерь, он долгое время не был с женщиной. Я сделала этот вывод из сексуального опыта с мужчинами, и он тоже упоминал об этом. Его половая активность выше средней. Он может совершить два полноценных половых акта в течение двадцати минут, а третий — где-то через час. Но он не эгоист. Он знает, как доставить удовольствие женщине, и, видимо, ему нравится это делать.

Опять она выдержала небольшую паузу.

— Также я заметила, что в ходе подготовки он доводил себя до полного изнеможения, делая упражнения из последних сил. Такое наблюдается только у исламских фанатиков и японцев. Я думаю, что им руководила сильная ненависть или еще какое-то чувство в этом роде.

Гудов записал слово «ненависть» и быстро спросил:

— А он не был садистом?

Лейла в ответ улыбнулась.

— Вы хотите знать, мазохистка ли я? Ну, в некоторой мере. Вернер не был садистом. Ему нравилось доминировать, но таков стиль большинства мужчин... И по правде, майор, это как раз и привлекает большинство женщин.

Гудов кивнул, как будто узнал что-то новое. Затем уголки губ у него грустно опустились. То, что она ему рассказала, можно было использовать лишь косвенно для составления общего портрета этого человека. А ведь он ожидал получить информацию о его прошлом, о его жизни, хоть какой-то след. Он надеялся, что вернется к полковнику Замятину не только с фотографией и внешним описанием террориста. Но сейчас Вернер представился ему в виде волосатой груди и большой мошонки. Лейла заметила разочарование Гудова и сочувственно сказала:

— Извините, майор, но, как я заметила, мы с ним почти не разговаривали. Я сомневаюсь, что он вообще с кем-нибудь в лагере разговаривал.

Гудов закрыл колпачок ручки и спросил:

— Даже с этой молоденькой филиппинкой?

Тут он заметил блеснувшую у нее в глазах злость. Она быстро улетучилась, но это уверило Гудова в том, что он узнал все, что знала Лейла. Оказывается, она не была такой уж бесстрастной. Ей было знакомо чувство ревности. Вернер имел власть над ней и пользовался ею, когда хотел того. Она ненавидела его. Он встал и сказал: