Егор Иванов - Негромкий выстрел

Все империалистские устремления и аппетиты буржуазии сковывались строками уложений, сохранившихся чуть ли не от царя Петра. И если мелкие купчишки, приказчики, кабатчики и прочая «мелкота» еще самозабвенно сучили кулаки супротив «революции» и «стюдентиков», вздымали хоругви над охотнорядскими дружинами «Союза русского народа», упоенно орали лужеными глотками сквозь слезы благой радости «Боже, царя храни!», то крупные гешефтмахеры, сидя в роскошных кабинетах банков, конторах фабрик и товариществ, искали форм своей новой и более совершенной, чем самодержавие, организации для движения к реальной и суверенной власти его величества «российского капитала».

…Ужин продолжался деловито и неспешно. Тут же собратья послали мальчика на Невский в отделение общества спальных вагонов взять на завтра до Берлина в норд-экспрессе купе целиком, не постояв за платой. Договорились, что из Эйдкунена, германской пограничной станции, Кедрин даст в Берлинскую ложу телеграмму с условным текстом, любезно продиктованным в его записную книжку Альтшиллером.

Кедрину все хотелось спросить партнера, какая же награда выйдет ему в Берлине за столь скорую доставку наиважнейших сообщений, но он решил, что ждать осталось всего пару суток и несолидно размениваться в глазах Альтшиллера на такие мелочи. Ему очень хотелось какого-нибудь германского ордена, пусть самого невысокого, и он старательно ловил момент, чтобы намекнуть об этом Альтшиллеру. Но тот, прекрасно понимая желание Кедрина завести разговор о вознаграждении, всячески уклонялся от каких-либо обещаний, переводил речь на биржевые котировки и концессии. Особенно занимало мысли Альтшиллера основание пресловутым Треповым в минувшем году акционерного общества Кузнецких угольных копей — так называемого «Копикуз».

— Ах, до чего же богата Россия за Уралом! — вздыхал Альтшиллер. — В Сибирь надо вкладывать капиталы!

При словах «В Сибирь…» задумавшийся было Кедрин вздрогнул и с наигранной веселостью перебил хозяина:

— А не закатиться ли нам к цыганам?!

— Пфуй, до сих пор не могу уяснить себе, что именно находят культурные жители Петербурга в этих диких кочевниках?! — возмутился Альтшиллер. Он наотрез отказался следовать за Кедриным в загородный ресторан, где цыгане и цыганки демонстрировали веселящемуся обществу Питера свое экзотическое искусство.

Норд-экспресс вышел из Петербурга по расписанию в шесть часов вечера и на следующее утро ровно в предписанное время прибыл на пограничную станцию Вержболово. Офицер пограничной стражи мельком глянул на паспорт Кедрина — Россия накануне первой мировой войны была единственной страной в Европе, где подданные, выезжавшие за границу, должны были испрашивать себе паспорт. Во всех остальных государствах паспорта были введены только после войны. Таможенники, следовавшие за пограничной стражей, также не утруждали себя досмотром пассажиров, уезжавших из России, зато они буквально набрасывались на дам и господ независимо от их чина, возвращавшихся в Россию из заграничных вояжей. Богатые и сановные путешественники везли обычно из Европы сундуки платьев, флаконы французских духов дюжинами и другую галантерею, обложенную высоким акцизом в России, но безумно дешевую, по российским барским понятиям, где-нибудь в Париже или Берлине. Ящиками ввозились в Россию консервы — весьма модные деликатесы в высшем свете, но не выпускавшиеся в империи Романовых. Даже титулованные и знатные особы из окружения царя не брезговали ввозом якобы для личных нужд, ящиков сардин, шпрот и других консервированных закусок, чтобы тут же перепродать их в Петербурге или Москве приказчикам купца Елисеева, владельцев других гастрономических магазинов или рестораторам.

Кедрин погулял в свое удовольствие по дебаркадеру, чуть присыпанному снежком, поглядел на дородных жандармов и таможенников, которые прохаживались возле вагонов второго класса, выискивая «государственных преступников», покидающих Россию по подложным документам. Присяжного поверенного внезапно охватило сладкое предчувствие награды, которая уже ждет его по ту сторону границы. Он возмечтал, что сам его величество кайзер Германии приколет к его фраку один из высших орденов Германской империи, будет долго-долго пожимать ему руку в присутствии всех придворных и говорить ласковые слова, а затем одарит его поместьем и дворянским званием.

В чистеньком и добротном Эйдкунене, едва лишь вагон замедлил свой бег, Кедрин ринулся искать отделение телеграфа. Он обнаружил его в одном из углов уютного, стерильно-чистого зала ожидания, получил бланк и торопливо, брызгая чернилами из-под старого стального пера, набросал условленный текст телеграммы. Чиновник равнодушно сосчитал слова, сделал служебные пометки и неторопливо выписал квитанцию. Чтобы немного рассеяться, Кедрин отправился в буфет и спросил себе кофе с пирожными. Дебелая и рыжеволосая немка подала ароматный напиток, свежие, будто специально для Кедрина выпеченные воздушные создания, ловко сделала книксен. Адвокат из Петербурга в который раз умиленно восторгнулся германской цивилизацией и порядком, при котором каждый знал свое место и предназначение: эта девушка, например, не претендовала на большее, чем улыбка и чаевые от пассажиров, немецкий проводник, принявший на границе вагон от своего русского коллеги, — персона более высокого ранга, а следовательно, и больших материальных вознаграждений и так далее, и так далее. «Эх, нам бы такую дисциплину в народе, побольше бы было богатых людей, чем в Лондоне или Париже!» — с завистью думал Кедрин, допивая кофе со сливками и доедая кольцо из теста, начиненное взбитыми сливками.

Пребывая в состоянии полублаженства, Кедрин расплатился, не забыл дать «на чай» ровно двенадцать процентов от суммы счета, добрался до своего купе, где с удовольствием откинулся на мягкие подушки дивана. Поезд тронулся, за окном поплыл ухоженный цивилизованный пейзаж Восточной Пруссии, где каменные мызы стояли словно крепости собственности и порядка.

…На огромном перроне берлинского Силезского вокзала Кедрина встречал один из известных братьев, земельный гроссмейстер масонов Германии, капитан граф цу Дона-Шлодиен. Он занимал крупный пост во вспомогательном Генеральном штабе. Его положение позволяло иметь полное представление о сравнительной силе армий Срединных империй и Антанты, изучать их потребности в новом вооружении, а главное, влиять, что касалось Германии и Австро-Венгрии, на передачу заказов вполне определенным военным заводам, владельцы коих были членами германских или венгерских лож. Брат цу Дона-Шлодиен, чопорный и заносчивый, как все германские офицеры, принял Кедрина необычайно тепло. Он даже соизволил пожать руку петербургскому брату, а затем полуобнял его за плечи. Кедрин по российскому обычаю полез было с поцелуями, но словно натолкнулся на холодное непонимание его движению души. Пришлось сразу же отказаться от попытки обслюнявить холеную щеку графа.