Богомил Райнов - Умирать — в крайнем случае

Мы закуриваем и тут же приступаем к обсуждению вопросов, стоящих на повестке дня. Я коротко объясняю, что сумел узнать и с какой миссией прибыл на родную землю.

— Да, Эмиль, достанется тебе, — говорит мой друг. — Но что делать, раз я засвечен.

— Не стоит об этом, — говорю я. — Не все ли равно, кто — ты или я…

— Все-таки на этот раз была моя очередь лезть в мясорубку…

Мой друг явно сокрушен тем, что переложил на меня неприятную обязанность лезть в мясорубку, и я не сомневаюсь, что он готов хоть сейчас заменить меня, но в нашем деле не приходится уповать ни на очередность, ни на личные желания.

— Не стоит об этом, — повторяю я. — Давай обдумаем, что делать.

— Что ты предлагаешь?

— Предлагаю больше не давать ей снотворного.

— Думаю, такой необходимости больше не будет. Пришлем к тебе на пляж Бояна.

— Боян уже был в ресторане.

— Он появился только на минутку, когда она танцевала.

— Все равно. Не надо рисковать.

— Можно подослать лейтенанта.

— Отлично! Лейтенант — парень толковый. Завтра я пошлю по почте открытки. Значит, пускай приходит послезавтра.

— От него ты получишь инструкции генерала, — говорит Борислав и, взяв из пачки новую сигарету, добавляет:

— А теперь, браток, садись и пиши.

Вот уж чего терпеть не могу, так это писанины. Но никуда не денешься. В нашем деле без письменной работы нельзя. И я сажусь и пишу, пока не отнимается рука, потом собираю исписанные страницы и кладу в большой конверт.

— Ну и как, по-твоему, — интересуется Борислав, принимая пакет, — там одна контрабанда или что-нибудь еще?

— Откуда я знаю! Пока налицо контрабанда, но не исключено, что выплывет и другое.

— Но что именно?

— Откуда я знаю!

Небо за окном начинает светлеть. Значит, я и правда много написал или же отвык от письменной работы и долго возился.

— Ну, всего, — говорю я. — Боюсь, что теперь увидимся не скоро.

— Главное — увидеться, а скоро или нет… Ты смотри, будь осторожнее…

Он хочет добавить какой-то совет, но, видно, спохватывается, что это будет лишнее, как и предупреждение об осторожности, и только обещает:

— Завтра утром твой доклад будет на столе у генерала.

Линда спит непробудным сном, свернувшись в клубок от холода; укрыться она не может, потому что легла прямо на одеяло.

«Надо бы оставить тебя продрожать всю ночь», — думаю я. Но, будучи человеком отзывчивым, снимаю с нее туфли, расстегиваю молнию, стягиваю юбку, не без труда вытаскиваю из-под Линды одеяло и укрываю ее до подбородка.

Мне кажется, что я закрыл глаза только на минутку, но когда я их открываю, в окно льется яркий солнечный свет, соседняя кровать пуста, а из ванной слышен плеск воды. Не вставая, я протягиваю руку к телефону и сонным голосом заказываю завтрак в номер.

Завтрак появляется почти одновременно с Линдой, нельзя не признать, что Линда выглядит гораздо аппетитнее. Но я не собираюсь сообщать ей об этом. Кроме того, она первая начинает разговор.

— Кто вам разрешил раздевать меня? — интересуется ледяным голосом моя супруга, располагаясь на диване и кутаясь в махровый халат.

— Раздевать? Вас? Я? Может, вы обвините меня еще в чем-нибудь?

— Вчера я легла одетой, — настаивает на своем Линда. — Мне так хотелось спать, что я легла не раздеваясь.

— Кажется, я нарвался на мифоманку, — бормочу я. — Или же вы разделись во сне, не сознавая, что делаете.

Она умолкает, понимая, что спорить так же бесполезно, как и надеяться, что я налью ей кофе, берет кофейник, чашку и принимается за завтрак.

Через полчаса мы спускаемся в холл гостиницы, и я замечаю:

— Сегодня я должен отправить открытки.

— Вы могли бы сделать это еще вчера, — сухо замечает Линда, — вместо того чтобы сидеть в номере.

— Нет, не мог, — заявляю я. — Вчера нужно было проверить, не следят ли за нами.

Я покупаю три открытки и выхожу в скверик перед отелем, чтобы там, в тихом, спокойном месте написать свои послания. Я адресую открытки Бориславу, хотя с таким же успехом мог бы адресовать их покойной королеве Виктории, — они все равно не играют никакой роли.

Но вести игру нужно до конца, и мы с Линдой делаем круг, чтобы опустить открытки в почтовый ящик подальше от гостиницы, после чего отправляемся на пляж.

Не знаю, что за удовольствие находят люди в торчании на пляже. Для меня это такая же скука, как лущить семечки, чтобы сплевывать шелуху. Люди разумные играют на пляже в карты или рассказывают анекдоты, но мне не с кем поболтать, не с кем перекинуться в белот, я даже не могу прочесть болгарскую газету, потому что изображаю англичанина.

И я умираю от скуки под пляжным зонтом, в то время как моя супруга, полная решимости вернуться с особого задания, прихватив с собой как можно больше солнца, лежит на песке.

— Если вы пробудете на солнце до обеда, то превратитесь в ростбиф, — замечаю я. — Это вам не анемичное солнышко Брайтона.

— Не волнуйтесь, я запаслась кремом, — отзывается моя строптивая половина.

И продолжает лежать на солнце. Потом встает, входит в воду и, поплавав, опять ложится на песок. Порядочный супруг на моем месте давно бы употребил свою власть и влияние, чтобы уберечь жену от ожогов. Но я — супруг фиктивный и предоставляю ей полную свободу действий.

От скуки я наблюдаю за тем, как она принимает солнечные ванны, и попутно устанавливаю, что моя супруга обладает формами, способными взволновать самое непритязательное воображение. Жаль, что это тело с перламутрово-белой кожей превратится в головешку: белая кожа — слабая защита от черноморского солнца. Но то ли помогли косметические кремы, то ли упрямство, Линда проводит ночь спокойно и на следующее утро снова растягивается на песке.

— Это вам не Брайтон, — снова объясняю я. — Сгорите.

— Спасибо, — отзывается Линда, — но вас самого, кажется, хватил солнечный удар: вы проявляете заботу о людях.

Не считаю нужным отвечать, потому что ответ она получит и без меня в самом скором времени и еще потому, что к нашему зонтику направляется лейтенант. Не в форменной одежде, а в плавках. У лейтенанта прекрасный загар и вид бывалого морского волка или заговорщика — так уверенно-небрежно он опускается на песок рядом со мной и так осторожно бросает испытующие взгляды по сторонам.

— Ваше сообщение получено, — вполголоса говорит он. — При первой возможности шеф встретится с вами лично.

— Как можно чаще употребляй слова «риск», «контракт», «контрабанда» и тому подобные, — предупреждаю я, потому что Линда направляется к зонту под тем предлогом, что ей хочется посидеть в тени. — Вообще как можно больше иностранных слов. Пускай воображает, что может догадаться, о чем идет речь.

— Известный риск существует, но ваш план по графику принят, и контрабанда пойдет именно по тому каналу, который вы указали.