Андрей Троицкий - Шпион особого назначения

– Ты говорил здесь две финских парных, – Колчин подошел к окну и стал ногтем соскабливать со стекла краску, процарапывая глазок. – Значит, еще будут люди?

– Вряд ли, – ответил Донцов. – Я звонил сюда дважды, представлялся разными именами. Обе финских бани забронированы лично мною.

Колчин начал неторопливо переодеваться. Скинул плащ и повесил его на крючок, стянул свитер и рубашку, переобулся в резиновые тапочки. На голое тело нацепил подплечную кобуру. Поверх трусов надел махровый полосатый халат, затянул узел пояса. Подошел к окну, заглянул в процарапанный глазок.

В эту минуту перед крыльцом остановился черный джип. Первым вылез человек, сидевший на переднем пассажирском месте, за ним водитель. Открылась задняя дверь, показалась бритая башка какого-то мордоворота, одетого в кожаную куртку, за ним вылез еще один малый, больше похожий на шкаф, чем на человека. Последним появился Селиванов. Среднего роста, кряжестый с короткой стрижкой седых волос. – Их не трое, а пятеро, – сказал Колчин.

Беляев подошел к окну и через глазок выглянул на двор.

– Да, сегодня пятеро, – вздохнул он. – Надо же… Вот черт.

– Ну, пятеро, так пятеро, – отозвался Колчин.

«Как прекрасен этот мир, посмотри», – донесся с первого этажа сладкий голос. Лирические строки песни звучали, как суровое предостережение, как напоминание о смертельной опасности, способной разрушить хрупкую скорлупу человеческой жизни.

Донцов отошел от окна, поставил на стол сумку, расстегнул клапан. Колчин, осмотрев в зеркале свое отражение: вид экзотический, в полосатом красно-белом халате он напоминал обрусевшего туркмена. Колчин наклонился над сумкой. Два пистолета «ТТ» венгерского производства, фабричные номера затерты напильником. В целлофановом пакетике четыре снаряженные обоймы на восемь патронов каждая. На дне сумки пара ножей с обоюдоострыми клинками. Отдельно лежат завернутые в газету глушители без маркировки и номеров.

Колчин осмотрел один из глушителей и поморщился. Не поймешь, что это за ерунда: то ли фабричный, то ли кустарный. При стрельбе в тесном помещении с короткой и сверхкороткой дистанции глушитель неудобен, он сковывает действия стрелка. Пистолет «ТТ» – массивная пушка, мало пригодная для скрытого ношения. А наверни на ствол глушитель, так пушка станет похожа на костыль инвалида.

Беляев, наблюдая за Колчиным, понял ход его мыслей.

– Можешь и без глушака, – сказал Беляев. – Наши друзья, которые дежурят за забором, выстрелов не услышат. Здесь толстые стены. На улице дождь. Громко играет музыка. Но лично я люблю, чтобы все было тихо.

Беляев навернул на пистолетный ствол глушитель. Колчин повертел в руках нож, достал рулончик клейкого пластыря, отрезал от него три ровные полоски. Прикрепил нож к внутренней поверхности предплечья, рукояткой книзу, натянул бесцветные резиновые перчатки. Одну снаряженную обойму опустил в карман халата, другую сунул в рукоятку «ТТ», передернул затвор, подошел к зеркалу. Складки халата маскируют пистолет и подплечную кобуру, нож под рукавом тоже не заметен.

Беляев распаковал пакет с банными принадлежностями, начал переодеваться.

Московская область, пригород Балашихи.

21 октября.

Уже второй день Вадим Селиванов пребывал в беспокойстве. Вчера по дороге домой охранник банкира заметил, что за «Мерседесом» увязалась какая-то подозрительная машина с номерами, заляпанными грязью. Кухарка рассказала, что подъезде весь день торчали спортивного вида парни, одетые в новенькие комбинезона электриков. Парни, внешне не похожие на простых работяг, лазили со стремянки на стремянку, меняли исправные лампы дневного света, копались в электрощитах и вообще создавали видимость кипучей деятельности. Странно…

Возможно, все страхи – лишь худосочный плод расстроенных нервов и переутомления. Но береженого бог бережет, с утра банкира сопровождал на работу не один вооруженный водитель, как обычно, а три телохранителя. Селиванов сидел на заднем сидении джипа, с двух сторон зажатый мускулистыми плечами своих парней. Ездить с такими неудобствами он не привык, зато на душе стало спокойнее.

Селиванов хотел даже вызвать вторую машину сопровождения, но отказался от этой мысли. Во-первых, банкиров в Москве давно уже не отстреливают средь бела дня, как диких зверей, прошли те золотые годы. Во-вторых, окружающие чего доброго решат, что у него развивается острая паранойя. К обеду все вчерашние страхи забылись и развеялись, как дым с белых яблонь, но осмотрительный банкир охрану не отпустил. Прихватив своего референта Толика Моисеенко, всегдашнего партнера, мастера бильярда, отправился мыться в «Исток». Селиванов не изменял своим раз и навсегда устоявшимся привычкам, ведь суббота святой банный день.

Выйдя из джипа, Селиванов в сопровождении вооруженной охраны, прошел в просторную комнату отдыха, именуемую здесь каминным залом, за руку поздоровался с банщиком Артемом. Все готово к приезду постоянного клиента: гремит музыка в стиле ретро, светится экран телевизора, весело полыхают березовые дрова в большом высоком камине. На длинном столе, сбитым из березовых досок, выставили запотевшие пивные бутылки, бутерброды с икрой, копченая рыба, нарезанная толстыми кусками.

Селиванов распорядился, чтобы один из охранников занял место на дверях, рядом с Людой, дежурной по бане, второй телохранитель пусть останется в коридоре. А последний… Селиванов на секунду задумался.

– Ты будь здесь, – обратился он к третьему парню. – Сядь в углу и не маячь перед глазами.

Селиванов сбросил одежду, до пояса завернулся в простыню, устроился за столом. Перед тем, как совершить первый заход в парилку, он всегда выпивал пару стопок водки «Абсолют», чистой и прозрачной, как первая любовь, как слеза матери. Затем дегустировал рыбу и пиво. Референт Моисеенко уже набулькал шефу полную рюмку, придвинул тарелку с белужьим боком. Сам Моисеенко, как человек культурный, знакомый с азами этикета, сел в отдалении, с края стола, ожидая приглашения присоединиться к трапезе. И дождался.

– Садись поближе, – сказал Селиванов. – Наливай себе.

– Мне можно идти? – банщик выгнул спину в полупоклоне. – Или дровишек в камин подбросить?

– Подбрось, – ответил Селиванов. – И ступай себе с богом.

Селиванов чокнулся с Моисеенко, закусил рыбкой и уставился в экран телевизора. Транслировали документальный фильм об охоте на диких животных в Африке. Селиванов морщился, брезгливо кривил рот, наблюдая, как вертится с боку на бок, поднимает клубы красной пыли, смертельно раненая пантера. Он ненавидел охоту, а на своих знакомых, отправлявшихся участвовать в сафари, смотрел, как на недоделанных отмороженных кретинов.