Дэниел Сильва - Под конвоем лжи

Они взглянули друг другу в глаза. Оба отлично знали, что так и было на самом деле. Дженни отвернулась, чтобы уйти, но тут же остановилась.

— Вы никогда не сделаете мне ничего плохого, ведь правда, Джеймс?

— Конечно, нет.

— Вы обещаете?

— Я обещаю.

Она шагнула вперед и неумело ткнулась губами в его губы. Потом повернулась и побежала прочь по песку. Нойманн покачал головой, постоял еще несколько секунд и тоже побежал по берегу, но в противоположном направлении.

Лондон

У Альфреда Вайкери было такое ощущение, словно он тонет в зыбучем песке. Чем сильнее он барахтался, тем глубже погружался. Как только он раскапывал какую-нибудь улику, нащупывал новую нить, оказывалось, что находка отбрасывает его еще дальше от цели, чем он был накануне. Он уже начинал сомневаться в том, что вообще способен ловить шпионов.

Причиной его отчаяния была пара расшифрованных немецких радиограмм, которые рано утром доставили ему из Блетчли-парка. В первой немецкий резидент в Великобритании просил Берлин начать регулярные действия по передаче материалов. Во второй, направленной из Гамбурга, очевидно, по просьбе этого самого резидента, содержалось приказание начать эти самые действия. Это было форменным бедствием. Немецкая операция, какую бы цель она ни преследовала, похоже, развивалась. Если резидент требовал прислать курьера, было логично предположить, что резидент что-то украл. И еще у Вайкери чуть не подкашивались ноги от мысли о том, что, если он все же поймает этих шпионов, это случится слишком поздно.

Над роскошной дверью кабинета Бутби сиял красный свет. Вайкери нажал кнопку звонка и подождал. Прошла минута, но красная лампа продолжала гореть. Это было так типично для Бутби: приказать срочно явиться, а потом заставить свою жертву ждать.

"Почему вы не рассказали всего этого прежде?

Как же, Альфред, старина? Я говорил... Я рассказал все это Бутби".

Вайкери снова нажал кнопку. Неужели могло быть так, что Бутби знал о существовании сети Фогеля и скрыл это от него? В этом не было ровно никакого смысла. Вайкери мог придумать только одно возможное объяснение. Бутби резко возражал против того, чтобы это дело поручили Вайкери, о чем совершенно откровенно дал понять с самого начала. Но неужели он мог активно противодействовать усилиям Вайкери? Вполне возможно. Если Вайкери не сможет добиться успехов в работе по этому делу, Бутби получит основание отстранить его и передать дело кому-нибудь другому, из тех, кому он доверяет — одному из кадровых офицеров, а не из этих презираемых им неизвестно откуда взявшихся новичков.

Наконец красный свет сменился зеленым. Вайкери проскользнул между тяжелыми створками, дав себе на ходу клятву не уходить, пока не удастся хоть что-нибудь прояснить.

Бутби восседал за своим столом.

— Что ж, Альфред, выкладывайте.

Вайкери сообщил Бутби о содержании двух перехваченных радиограмм и о своей теории насчет их значения. Бутби слушал, заметно волнуясь и ерзая на стуле.

— Помилуй бог! — бросил он. — Все, что касается этого дела, становится хуже с каждым днем.

«Еще один замечательный вклад в расследование с вашей стороны, сэр Бэзил», — прокомментировал про себя Вайкери.

— У нас наметился некоторый прогресс в отношении личности женщины-резидента. Карл Бекер идентифицировал ее как Анну фон Штайнер. Она родилась в лондонской больнице Ги на Рождество 1910 года. Ее отцом был Питер фон Штайнер, дипломат и богатый аристократ из Западной Пруссии. Ее матерью была англичанка по имени Дафна Харрисон. Семейство оставалось в Лондоне вплоть до начала Первой мировой войны, а потом переехало в Германию. Благодаря положению Штайнера Дафна Харрисон не была интернирована во время войны, как это случилось с большинством британских подданных. Она умерла от туберкулеза в 1918 году в поместье Штайнера в Западной Пруссии. После войны Штайнер вместе со своей дочерью переезжал от одного места службы к другому. В том числе в начале двадцатых они прожили непродолжительное время в Лондоне. Штайнер также работал в Риме и в Вашингтоне.

— Если судить по вашему рассказу, он вполне мог быть шпионом, — вставил Бутби. — Но продолжайте, Альфред.

— В 1937 году Анна Штайнер исчезла. Начиная с этого момента, мы можем исходить лишь из предположений. Вероятней всего, она прошла подготовку в абвере, прожила некоторое время в Нидерландах, чтобы создать образ Кристы Кунст, после чего легальным путем въехала в Англию. Между прочим, Анна Штайнер предположительно погибла в автокатастрофе неподалеку от Берлина в марте 1938 года. Вероятно, эту версию подготовил Фогель.

Бутби поднялся и прошелся по коридору.

— Все это очень интересно, Альфред, но хочу указать на один фактор, очень сильно подрывающий вашу теорию. Она базируется на информации, полученной вами от Карла Бекера. Бекер готов рассказать все, что угодно, в надежде сыскать наше расположение.

— У Бекера нет никакой причины лгать нам в этом деле, сэр Бэзил. Кроме того, рассказанная им история очень хорошо совпадает с теми немногочисленными фактами, которые нам точно известны.

— Альфред, я хочу сказать лишь одно: что я очень сомневаюсь в правдивости всего, о чем говорит этот человек.

— Значит, именно поэтому вы потратили на него так много времени в минувшем октябре? — сказал Вайкери.

В этот момент сэр Бэзил стоял перед окном, глядя на площадь, освещенную последним светом сумрачного дня. Услышав слова подчиненного, он непроизвольно дернулся, но заставил себя медленно поворачиваться, пока не оказался лицом к лицу в Вайкери.

— Почему и зачем я допрашивал Бекера, вас совершенно не касается.

— Бекер мой агент, — сказал Вайкери, не стараясь скрыть гнев, прозвучавший в его голосе. — Я арестовал его, я его перевербовал, я использую его. Он дал вам информацию, которая, не исключено, могла быть полезной для этого дела, а вы скрыли эту информацию от меня. Я хотел бы знать причину.

Бутби внезапно сделался совершенно спокойным.

— Бекер рассказал мне ту же самую историю, что и вам: о специальных агентах, секретном лагере в Баварии, особых шифрах и процедурах контактов. И, если говорить напрямик, Альфред, я тогда не поверил ему. У нас не было каких-либо доказательств, которые подкрепляли бы его рассказ. Теперь они у нас появились.

Объяснение было вполне логичным — по крайней мере, на первый, поверхностный взгляд.

— Почему вы не сказали мне об этом?

— Это было очень давно.

— Кто такой Брум?

— Извините, Альфред.

— Я хочу знать, кто такой Брум.

— А я пытаюсь со всей возможной вежливостью объяснить вам, что вы не имеете права знать, кто такой Брум. — Бутби укоризненно покачал головой. — Мой бог! Это вам не какой-нибудь клуб в колледже, где все сидят за одним столом и свободно обмениваются мнениями. Наш отдел, между прочим, занимается контрразведкой. А у этого занятия есть один основополагающий принцип: каждый знает лишь то, что ему нужно. Вам совершенно не нужно знать, кто такой Брум, поскольку эта информация никак не связана с порученными вам делами. Проще говоря — это вас не касается.