Жан-Патрик Маншетт - Мотив убийства

– Господин Тарпон, вы узнаете меня? Впустите меня, пожалуйста. Я вам все объясню.

Не дожидаясь, пока я ее впущу, она оттолкнула меня и вошла. Я зажег свет и отметил, что стою в одних кальсонах. Девушка ничего не заметила. Она смотрела на меня широко раскрытыми красивыми глазами, но это был взгляд, устремленный не на меня, а как бы сквозь меня. Впечатление было настолько сильным, что я машинально обернулся. Закрывая дверь, я не видел лица девушки, когда она сказала:

– Гризельду зарезали.

Я оперся о закрытую дверь и посмотрел на девушку. Она присела на мою разобранную кровать, но в этот момент ей стало плохо: она побледнела и соскользнула с кровати на пол. Я внимательно посмотрел на нее. Нет, я никогда раньше не встречал этой девушки. Я решил сварить кофе.

Я сварил настоящий кофе в глиняной кофеварке с бумажным фильтром. Пока кофе просачивался через фильтр, я прошел в комнату. Девушка по-прежнему лежала на полу, но тут она слабо пошевелилась. Я натянул на себя брюки и сорочку и надел чистые носки.

– Это ужасно, – сказала девушка. – Из нее вытекла вся кровь. Ей перерезали горло.

– Хотите что-нибудь выпить? – предложил я.

Она энергично кивнула и попыталась встать на ноги. Она вцепилась в подушку, но только уронила ее на пол, рядом с собой.

– Оставайтесь на полу, чтобы не упасть ниже, – посоветовал я с крестьянской мудростью, которую унаследовал от своих предков. – Обопритесь спиной о кровать. Я принесу вам что-нибудь выпить.

Сказать это было легче, чем сделать. Я перерыл весь кухонный шкаф, прежде чем нашел бутыль сливового ликера, почти полную. Должно быть, я когда-то купил его в кондитерских целях, чтобы чем-то занять себя в течение всех этих месяцев.

Я поставил на поднос ликер, кофейник и две рюмки и принес все это в комнату. Я все обыскал. Я все обыскал, но так и не нашел своих ботинок. Я чувствовал себя усталым.

Девушка взяла бутылку ликера, отвинтила металлическую пробку и опрокинула в себя добрую половину содержимого, прямо из горлышка.

– Ох! – сказала она, сморщив нос.

Между прочим, красивый нос. И девушка красивая. Но не для меня – мелковатая. Маленький зад, маленькое треугольное личико, тонкая, с золотистым оттенком кожа, длинные каштановые волосы, рассыпанные по плечам. Об остальном можно было догадываться, так как на ней был костюм из светло-коричневой кожи, облегающий фигуру. Она была без сумки, но ее куртка изобиловала всевозможными карманами. Она достала из одного из них пачку «Голуаз», предложила мне сигарету, которую я взял, и стала рыться в кармане в поисках зажигалки. Я был уверен, что она достанет «Ронсон» в футляре из ящерицы или что-нибудь в этом роде, но ошибся, так как она вынула коробок спичек. Ей удалось зажечь спичку с первого раза. Либо она быстро пришла в себя, либо ей вовсе не было так плохо, как она хотела это показать.

– Значит, Гризельде перерезали горло? – спросил я.

Она кивнула, но как-то странно, головой снизу вверх, и выпустила клубами дым изо рта и носа одновременно. Ее зрачки не были расширенными.

– Кто такая Гризельда? – спросил я.

– Я живу вместе с ней в комнате, вернее, в квартире. Когда я вошла, я обнаружила ее... Это ужасно. Вся эта кровь...

– Вы вызвали полицию?

Она энергично покачала головой.

– Я сразу пришла к вам.

Сегодня у меня был день улова, который распространился и на ночь.

– Кто вы? – спросил я.

– Вы меня не помните?

Она, видимо, привыкла к тому, что люди ее помнили, и, быть может, она была права, – я не знаю. Она обхватила колени руками и уткнулась в них подбородком. В зубах она держала сигарету и от дыма прищурила один глаз. Я покачал головой, я не помнил.

– Не прошло и года.

– Год назад меня еще не было в Париже, – заметил я.

– Я знаю. Вы были жандармом в Бретани. Я была там на съемках, когда у вас брали интервью. Что вы на меня так смотрите?

– Я не знаю, как я смотрю.

Я попытался снова прикурить мою сигарету, но увидел, что она не погасла.

– Ладно, хорошо, – сказал я. – Вы были на съемках, однако это еще не объясняет вашего присутствия здесь.

– Отчасти объясняет, – сказала она. – Вы меня поразили, я хочу сказать, что была поражена, что, слава богу, есть хоть один нормальный человек. Позднее Эрве... Вы помните Эрве? Режиссера?

Я кивнул. Она продолжала:

– Позднее Эрве сказал мне, что вы ушли из жандармерии и стали частным сыщиком. Он сказал, что хочет поставить фильм «Кем они стали?» Кем стал жандарм, который ушел из жандармерии в период морального кризиса. Он считал забавным, что вы стали частным сыщиком. Я отсоветовала ему снимать этот фильм, я считала, что вы имеете право на то, чтобы вас оставили в покое.

– Вы были неправы, – возразил я. – Этот фильм сделал бы мне рекламу.

– Во всяком случае, когда я вернулась и увидела Гризельду, я сразу подумала о вас.

Ее била нервная дрожь. Я налил в стаканы кофе. Она спросила, есть ли у меня сахар, я ответил, что нет.

– Вы не шутите? У вас действительно произошло убийство? – недоверчиво переспросил я ее.

– Пошли к черту! – сказала она.

У нее был красивый розовый рот.

– Немедленно вызовите полицию, – предложил я.

– Я не могу.

– Можете, и вы это сделаете. Как вас зовут?

– В вас заговорил жандарм, – сказала она, но ее тон был несколько вопросительным.

– Послушайте, – произнес я отеческим тоном. – Если произошло убийство, или самоубийство, или я не знаю что, следует вызвать полицию, и точка. И нечего было бежать к частному детективу. Тем более, что в реальной жизни частный детектив занимается чаще всего разводами, охраной магазинов и в некоторых случаях промышленным шпионажем. Но не насильственной смертью. Вот телефон, снимите трубку и вызовите полицию. Наберите «семнадцать», и вас соединят с вашим комиссариатом. Кстати, где вы живете?

Она молча выпила кофе и так же молча поставила стакан на место.

– Будет лучше, если я им позвоню от себя, – согласилась она, – если вы действительно считаете, что это необходимо. Кроме того, мое присутствие на месте тоже будет необходимо. Я полагаю, они захотят допросить меня.

Она встала. Она крепко стояла на ногах, как будто бы и не было этого глубокого обморока. Я понял, что она лгала. Я тоже встал. Я стоял между нею и дверью, и было очевидно, что ей это не нравится.

– Позвоните отсюда, – предложил я. – Они пришлют за вами машину.

– Моя машина стоит внизу.

– Позвоните отсюда, – повторил я.

– Вы не понимаете, – быстро заговорила она. – Они упекут меня. Они решат, что ее убила я. Я вся перепачкалась в крови. Даже нож, и тот мой, с моими отпечатками.

Я удивленно поднял брови.

– Я переоделась, – объяснила она жалобным тоном, – потому что я вся перепачкалась. И нож мой. Кроме того, у меня есть мотив.