Дэшил Хэммет - Дивиденды на смерть. Смерть на ипподроме. Золотая подкова

— Желаете, чтобы я не отходил от неё ни на шаг с первого же момента после приезда её матери? — Голос Шейна стал решительным и деловым.

Думаю, в этом вряд ли есть необходимость. — На лице доктора появилась слабая улыбка. — Достаточно будет незаметного, неафишируемого наблюдения. Нам необходимо соблюдать максимальную осмотрительность, полную конфиденциальность. Мне бы хотелось, чтобы за работу вы взялись сами, а не посылали ваших оперативников.

— Я мог бы, конечно, — небрежно сказал Шейн, — но вам это будет стоить дороже.

— Насчет оплаты не беспокойтесь. — Доктор Педикью поднялся с места и, сунув руку во внутренний карман пиджака, достал бумажник. — Полагаю, вам лучше заглянуть к нам вечером на ужин. Познакомитесь с миссис Брайтон и девушкой. Мы всё организуем спокойно, без суматохи.

Шейн тоже встал.

Я приду, пообещал он, — приблизительно в восемь тридцать.

Доктор Педикью кивнул и раскрыл бумажник.

— Аванс — двести долларов, — потребовал Шейн.

Брови доктора Педикью приподнялись. Шейн холодно посмотрел на него. С видимым нежеланием доктор достал две купюры по сто долларов.

Взяв деньги, Шейн проводил посетителя до двери.

— Итак, в восемь тридцать, — сказал он.

Педикью чопорно поклонился и вышел в коридор. Закрыв дверь, Шейн подошел к столу и разгладил между пальцами стодолларовые бумажки. Потом выдвинул ящик стола и достал нитку жемчуга. Завернув ожерелье в банкноты, он сунул его в карман пиджака.

Закончив эту процедуру, он ухмыльнулся и пробормотал:

— Если теперь появится стареющая леди и пожелает нанять меня телохранителем, ситуация станет на редкость забавной.

II

В семь тридцать, пройдя боковой улочкой, Шейн возвратился в отель через служебный вход. Сначала он спустился вниз по бетонным ступеням, потом прошел вестибюль и поднялся вверх на два лестничных марша.

В номере он достал из кармана нитку жемчуга и стодолларовые банкноты, положил ожерелье на стол и некоторое время задумчиво его разглядывал. Минуту спустя, оставив деньги на столе, он отнес жемчуг на кухню и, открыв холодильник, вынул баночку со свежезамороженным салатом. Ожерелье он положил на дно банки, прикрыв его листьями, после чего завинтил крышку.

В гостиную из кухни он принес рюмку и графин с водой, в которой плавали кубики льда. Поставив всё это на стол, он достал из серванта бутылку мартеля и высокий бокал. Все действия, со стороны казавшиеся бессознательными, Шейн совершал с точностью лунатика и легкостью автомата. Ничто не указывало на усиленную работу его мозга, когда он садился, наливал в рюмку коньяк, прикуривал сигарету.

Следующие полчаса он провел в кресле, отхлебывая поочередно из рюмки с коньяком и бокала с водой, прикуривая одну сигарету за другой. Встав, он погасил свет и вышел из номера. Выражение его лица не изменилось, хотя походка казалась целеустремленной.

Спустившись на лифте в просторный вестибюль, он подошел к конторке администратора и, взглянув на дежурного клерка, увидел отрицательное покачивание головы. Не задерживаясь, он прошел через служебный вход к гаражам, отомкнул на одном из них висячий замок и сел в купленную им несколько лет назад машину. Вырулив из гаража, Шейн повел автомобиль в сторону Второй улицы, свернув сначала в направлении бульвара Бискейн.

На развилке он повернул направо и по дамбе переехал через залив. Достигнув полуострова, он прибавил скорость и по самому берегу океана двинулся к северу. Стрелки на его часах показывали восемь двадцать. Времени было с избытком. Слегка расслабившись, он огляделся по сторонам. Движения почти не было. В Лумус-парке прогуливались несколько одиноких пешеходов. Продолжая медленно двигаться вперед, он поглядывал на номера домов. Неподалеку от площади Ропей-Плаза Шейн резко сбросил скорость и направился вверх по асфальтированной частной подъездной дороге.

Особняк вместе с прилегающей территорией принадлежал, по всем признакам, очень богатому человеку. Слева уходил террасами кверху аккуратно подстриженный газон, заканчивавшиеся просторной, обсаженной тропическим кустарником площадкой. За украшенными бугонвилией воротами виднелись контуры особняка. Свет горел только в нижних окнах.

Дверь ему отворила пожилая горничная. Когда Шейн назвал себя, она ответила, что его ожидают, и предложила следовать за ней. Проходя мимо лестницы с балюстрадой, он увидел, что по ступеням спускается женщина в белой форме сестры милосердия. В руках она держала поднос, прикрытый салфеткой.

Сестра была пышной блондинкой лет тридцати с хищным взглядом голубых глаз. Шейн обратил внимание на выражение её лица: губы её были слегка вытянуты, словно она собиралась что-то сказать.

В конце холла горничная свернула в другой, меньший по размеру зал и наконец остановилась возле широкой приоткрытой двери.

— Вас ждут там, в библиотеке, — сообщила она.

Шейн не заметил, как она покинула его. Походка её была бесшумной. Ему подумалось, что за сервис подобного класса приходится платить немалые деньги.

Через неплотно прикрытую дверь проникал свет и доносились приглушенные голоса. Наклонив голову, Шейн, прислушался, но, не разобрав ни одного слова, открыл дверь шире и заглянул внутрь.

Внезапно он услышал за спиной звук крадущихся шагов, и через мгновение чьи-то острые пальцы впились ему в руку. Обернувшись, он увидел бледное лицо Филлис Брайтон. Она выглядела как привидение. Ресницы её, словно от сильного порыва ветра, были отогнуты назад, а сузившиеся до размера крохотной точки зрачки производили отталкивающее впечатление безумия. Шейн заметил, что на ней прозрачная шифоновая сорочка, а ноги босы. Ещё он увидел, что спереди сорочка покрыта алыми пятнами крови.

Плотно поджав губы, Шейн не отрываясь смотрел на её лицо и кровавые мазки на белье. Когда она попыталась что-то сказать и её губы зашевелились, он быстро оттащил её от дверей.

Тихим, безучастным голосом она сказала:

— И все-таки я это сделала. Вы опоздали. Всё кончено.

Не ответив, Шейн отвел девушку дальше от дверей и на расстоянии вытянутой руки стал её разглядывать. Казалось, она тоже смотрит на него, хотя в действительности её взгляд был устремлен в пространство. Стоя в напряженной позе в сорочке, небрежно свисающей с плеч и груди, она продолжала шевелить губами, но так и не сумела произнести ни одного членораздельного звука.

Каждый раз во время выдоха она издавала лишь слабый стон. Когда она подняла руку, Шейн увидел, что её ладонь тоже измазана кровью. Он ухватил её за запястье, увидев, что она пытается ухватиться за него рукой. Тогда она подалась назад, по-прежнему глядя невидящими глазами в пространство позади него, потом повернулась и двинулась через холл, прижимаясь к стене. Не выпуская её руки, Шейн последовал за ней. Её босые ноги бесшумно ступали по ковру, дыхание со свистом вырывалось сквозь плотно сжатые зубы. Когда в конце холла они стали подниматься по лестнице, Шейн левой рукой обхватил её за плечи. Под тонкой тканью ощущалось холодное тело. Остановившись на верхней площадке, она повернулась к закрытой двери. Лицо её было искажено горем или мучительным раскаянием: