Дэшил Хэммет - Дивиденды на смерть. Смерть на ипподроме. Золотая подкова

Допив коньяк, Шейн поставил обе пустые рюмки на стол и, пройдя в кухню, налил воды в небольшой графин, бросив в него кубик льда. Когда он возвратился в гостиную, Филлис по-прежнему боролась с кашлем. Протянув ей бокал холодной воды, он придвинул кресло и сел.

— Итак, расскажи обо всем.

— Что вам рассказать? — По её телу пробежала дрожь, — я пришла послушать вас.

Закурив сигарету, Шейн сказал, тщательно подбирая слова:

— Подумай, что я могу не знать из того, что известно тебе?

Поставив бокал на стол, она ухватилась за ручку кресла.

— Скажите мне, что я… не убивала маму. — В её затуманенных глазах вновь засверкали безумные искорки.

Глянув на потолок, Шейн вздохнул:

— Я встречал странных людей, но ты далеко превосходишь всех.

Трясущимися руками Филлис взяла бокал с водой.

— Вы разве не видите, что доводите меня до безумия?

— Тебя до безумия? — Шейн глянул на неё с раздражением.

— Да. — Она снова закашлялась, набрав в рот слишком много воды.

— Ты лучше сочини какую-нибудь правдоподобную историю, если хочешь, чтобы фараоны не упрятали тебя за решетку.

— Я не желаю ничего сочинять! — яростно воскликнула она. — Я хочу знать правду. Я не знаю, что произошло сегодня вечером. Если маму убила я, я покончу с собой. — Её тело дрожало, как туго натянутая проволока на ветру. Некоторое время она безуспешно пыталась открыть свою сумочку, потом выхватила из неё пистолет двадцать пятого калибра. Рукоятка оружия была инкрустирована перламутром.

— Ну, а это, — спокойно заметил Шейн, — будет достойным завершением всей истории. Начинай! — Наклоном головы он указал на пистолет.

Согнувшись, она внезапно начала рыдать. Протянув руку, Шейн взял у неё крохотный пистолет, потом пригладил копну своих непослушных рыжих волос.

— Чёрт возьми! — раздраженно воскликнул он. — Давай разберемся во всем по порядку. Прежде всего установим, что мне разрешено и что не разрешено знать.

— Неужели… я убила свою мать? — вновь произнесла она трясущимися губами.

— Ты меня спрашиваешь об этом уже в третий раз.

Может, ты будешь со мной откровенна? Что говорит полиция?

— Не знаю. — Неожиданно она стала заламывать руки с мольбой глядя на Шейна из-под опущенных ресниц. — Они задали мне тысячу вопросов, потом велели не выходить из комнаты.

— После чего ты тайком выбралась из дома и прибежала сюда в поисках утешения. — Шейн снова наполнил рюмку коньяком и передал её в дрожащие руки девушки. — Задержи дыхание и выпей коньяк, потом запей водой.

Она осушила рюмку одним глотком. Новая доза смешалась с прежней, и глаза девушки ярко заблестели.

Шейн потягивал коньяк маленькими глотками.

— Начни снова. С самого начала, — попросил он. — С того момента, как приехала твоя мать.

Глубоко вздохнув и не глядя на Шейна, Филлис начала свой рассказ.

— Они не разрешили мне встретить её на вокзале. Я видела маму всего несколько минут перед обедом и затем за столом. Мама была расстроена из-за мистера Брайтона: он так плохо себя чувствовал, что даже не повидался с ней. Сразу после обеда она прошла к себе в комнату и легла отдыхать. Я сама чувствовала себя неважно и тоже прилегла. Заснула и проснулась только тогда, когда вы рассказали, что произошло. — Она подняла свое несчастное лицо и посмотрела на Шейна. Тот невозмутимо разглядывал коньяк в своей рюмке.

— Эту версию ты изложила полиции. В общем, она неплоха. Придерживайся её и дальше. Но мне расскажи правду, как всё было в действительности. Иначе я не смогу помочь тебе.

— О, это правда! — с отчаянием в голосе воскликнула она. — Абсолютная! Если только… если только… — Её тело вновь начали сотрясать рыдания.

Шейн спросил:

— Если что?…

— Вы там были, — сказала она. — Может быть, вам известно больше? Я… иногда совершаю поступки, о которых потом ничего не помню.

— Я слышал и раньше, — отозвался Шейн, разглядывая рюмку, — о потерях памяти, которые происходят всегда в нужный момент. Однако о таких удивительных совпадениях, как у тебя, слышу впервые.

— Вы мне не верите? — исступленно вскрикнула Филлис. Она стремительно поднялась с кресла. — Если не верите, то к чему наш разговор? — Её рука рванулась за пистолетом.

Ухватив девушку за руку, Шейн заставил её сесть.

— Не знаешь, право, чему и верить, — медленно произнес он. — На странные события в вашем доме можно смотреть с различных точек зрения. — Постепенно его голос становился всё тише, и он в раздумье посмотрел на собеседницу.

Допив коньяк, он со стуком поставил рюмку на стол.

— Ты и я должны говорить на одном языке. — Достав из кармана платок, он вытер пот с лица. Его голос был откровенно скептическим. — Значит, ты ничего не помнишь с того момента, как отправилась спать, до того времени, когда мы все ввалились в твою комнату?

— Нет! — воскликнула она, глядя на него горящими глазами. — Вы должны верить мне!

— О чём же тебе тогда беспокоиться? Разве ты не сказала им, что кто-то запер тебя снаружи?

— Сказала. — По её телу пробежала дрожь. — Но они говорят, что здесь что-то нечисто.

— А сама ты, что об этом думаешь? — требовательно спросил Шейн.

— Не знаю, что и думать.

Он продолжал смотреть на неё из-под насупленных бровей.

— Хорошо, произнес он наконец, — попробуем в качестве отправного пункта взять твою абсурдную историю. Давно у тебя провалы в памяти?

— Значит, вы мне всё же верите? — От радости она захлопала в ладоши. Её лицо выражало теперь облегчение, почти счастье.

— В своем деле я давно уже научился не верить никому и ничему — даже тому, что вижу собственными глазами. Так что временно оставим в покое вопрос, верю я тебе или нет. Но мы должны с чего-то начать. Я спросил тебя, отвечай.

— Это продолжается уже несколько месяцев, — сказала она. Её дыхание было прерывистым и быстрым. — Потеря памяти — один из симптомов болезни, от которой меня пытается излечить доктор Педикью. А самое ужасное, что я путаю свои действительные поступки с воображаемыми.

— Повтори ещё раз, Филлис. Мне не всё понятно.

— Мне трудно объяснить словами, что со мной происходит. — В её голосе сквозила неуверенность. — Когда я просыпаюсь, у меня остаются какие-то смутные воспоминания о том, что я делала. Потом я проверяю, так ли это. Оказывается, что некоторые вещи происходили в действительности, а остальное — лишь плод моего воображения.

Взгляд Шейна был жестким и холодным, но голос звучал мягко:

— Возможно, у тебя сохранились какие-то смутные воспоминания об этом вечере, которыми ты со мной не поделилась?

Она резко подалась назад, будто уклоняясь от удара. — Всё так перепуталось… Мне трудно сказать, что было в действительности, а что мне только мерещится.