Лео Мале - За Лувром рождается солнце

Чуть позже, на площади Мадлен, я поймал ночное такси. Вскоре тачка высадила меня недалеко от моего дома.

Оказывается, и там тоже побывали, но трупа за собой не оставили.

Наведя относительный порядок, я вызвал врача из числа своих друзей, жившего на другом конце улицы. Он поворчал, но пришел. Я попросил его дать мне сильнодействующее лекарство, чтобы после нескольких часов отдыха не слишком страдать от последствий бурно проведенной ночи. Не задавая вопросов, он выполнил мою просьбу и отбыл продолжить свой сон.

В свою очередь заснул и я, и, как ни странно, без помощи колыбельной.

Меня разбудил перезвон.

Я спустился с кровати и поднялся. Голова больше не кружилась. Я даже чувствовал себя в приличной форме.

Конечно, где-то в районе затылка у меня имелась пара шишек, но волосы их прикрывали. Натянув халат, я посмотрел на будильник. Он показывал десять часов. Звонил не он. Это не был и телефон. Звонили с лестничной площадки. Наверное, кто-то заклинил кнопку звонка своим пальцем или гвоздем, вырванным из собственного грубого башмака. Чтобы выдержать приличия, я сначала поставил свою носогрейку на стойку для трубок, раздвинул занавески, чтобы дневной свет проник в комнату, и только тогда пошел открыть дверь. Не потрудившись вытереть подошвы о дверной коврик, вошел выглядевший усталым Флоримон Фару.

– Мне поручено вести следствие, – произнес он без малейшего вступления.

– За это вам платят. Какое следствие?

– Обратите внимание, что я пришел к вам один. Не хочу действовать с вами исподтишка.

– И это вы называете действовать не исподтишка? Врываетесь, когда мне снится Мартина Кароль!

– Оставьте Мартину Кароль в покое.

– Придется. Проходите сюда, – вздохнул я.

– Ну и вонища! – воскликнул он.

– Лекарство. Мне было довольно скверно. Вот почему я еще был в постели. Начало простуды.

– Да... Скажите-ка, а ваше агентство тоже больно?

– А в чем дело?

– Ваши служащие не приходят утром на работу.

– У них есть дела в других местах.

– Ах-ах! Наверное, они отправились подальше в поисках трупов, столь необходимых для нормального функционирования агентства Фиат Люкс. Какой нюх! Ну ладно. Все это только для того, чтобы сказать вам: соседи обратили внимание.

– На что?

Его сигарета погасла. Он снова ее прикурил.

– К вам вломились.

– Вломи?.. Не смешите!

– Одевайтесь. Поболтаем... Разговор может затянуться, поэтому я пока присяду... (как он говорил, так и сделал...) Затем вы поедете со мной. Надо составить протокол.

– Что, это так серьезно?

– Серьезнее, чем вы думаете. Гм... Фамилия Бирикос вам знакома?

– Фамилия Ларпан вам знакома? Бирикос вам знакома? Мне кажется, ваши вопросы, словно отмычки на все случаи жизни.

– Не валяйте дурака, а отвечайте.

– Да, это имя мне знакомо. Бирикос – это грек, который вчера заходил ко мне.

– Куда?

– В агентство.

– В котором часу?

– После обеда.

– Должно быть, ему у вас понравилось. Ночью он вернулся и у вас обосновался...

Постепенно он выложил мне все, проиллюстрировав рассказ фотографиями, сделанными на месте экспертами из службы установления личности. Он говорил лениво, монотонным голосом, а я в нужных местах расставлял знаки препинания своими ахами и охами.

Он не сообщил мне, разумеется, ничего такого, чего бы я уже не знал. За одним исключением, его выводы и выводы судебного врача полностью совпадали с моими в том, что касалось жестокого конца Бирикоса.

Грек был убит из собственной пушки – почти что сам себя застрелил – во время схватки. Соседи ничего не слыхали, стены моей конторы звуков не пропускают.

– Что все это значит? – спросил, заканчивая, Фару.

Я с сомнением пожал плечами.

– А теперь, Бурма, переход подачи.

– Что я могу вам рассказать?

– Все, что вы знаете об этом Бирикосе.

– Немного. Он слонялся по холлу в "Трансосеане", когда я пошел туда, чтобы заняться Женевьевой Левассер...

– Минуточку! Вы с ней установили контакт?

– Я сделал все, что мог, чтобы с ней связаться, но ее весь день не было. Может, сегодня мне повезет больше... если вы меня оставите в покое. Надеюсь также, что она не явилась сама с повинной?

– Не злитесь. Она находится под наблюдением, очень осторожным. Пока я не могу серьезно ей заняться. Если бы и начал, то не смог бы довести следствие до конца. И испортил бы все дело, особенно, если ее совесть не чиста. Вот почему я предпочитаю, чтобы вы вели лодку. Вы смените инспекторов, которые находятся там. И вы продвинетесь дальше, чем они. И хотелось бы, чтобы дело шло побыстрее и закончилось до того, как она спохватится. Я считал, что вы меня поняли.

– Я прекрасно вас понял.

– Ну хорошо. А Бирикос?

– Ник Бирикос следил за мной до моей конторы. Это происходило еще утром. Я его заметил и хотел понаблюдать за ним в свою очередь, но не получилось. Беды, впрочем, никакой, потому что он по собственной охоте пришел повидать меня после обеда.

– Зачем?

– Он просто заговаривал мне зубы... И я рассказал, как было дело.

– Потом он ушел. И больше я его не видел.

– Скоро вы его повидаете.

– Он все еще у меня?

– Сейчас он должен быть в морге. Вы составили себе о нем представление?

– Совершенно нелепое... если он не сообщник Ларпана. Он знал Ларпана, пожалуй, лучше, чем утверждал. Да и жил в том же отеле.

– По нашим данным, у Бирикоса нет уголовного прошлого. Но это ничего не значит. В этом заключалось ваше представление?

– Нет.

– Ну, говорите.

– На мой взгляд, он был одним из тех бессовестных коллекционеров, которых не так мало, как думают. Он принял меня за сообщника Ларпана.

– Поясните.

– Допустим, что он выжидает в "Трансосеане", где остановился... Давно он там?

– Пару недель.

– Ладно. Допустим, он выжидает, что ему передадут украденную картину. Он не знает ни вора, ни особу, которой поручены переговоры. А если и знает Ларпана, то едва-едва, как человека, столующегося там же, где и он. Но его обязанности, если можно так выразиться, ему неизвестны. Узнав о смерти Ларпана и о том, что тот имел какое-то отношение к желанному шедевру, поскольку таскал при себе его копию, он все свое внимание сосредоточивает на покойном. Нося траур. Не но покойному, а по картине. Ему известно, что Левассер была любовницей Ларпана. Он слышит, как я о ней спрашиваю. Он сразу же понимает, что я не полицейский. И следит за мной, подчиняясь голосу инстинкта. Обнаружив мою профессию...

– Он сказал себе, – ухмыляясь, завершил Фару, – что частный сыщик может быть только сообщником вора картины...

– Да, что-то в этом роде. Частные сыщики запускают руку в разные дела. Знаю одного, испорченность которого дошла до такой степени, что он выполняет за полицию ее грязные операции.