Иван Козлов - Ошибка «белого стрелка»

— И потом, я уже старик. У меня морщины. У меня могла быть такая дочь, как ты.

Она закрыла ладошкой его рот.

— И я боялась еще одного. — Села, убрав ноги под себя, пристально посмотрела на него, словно стараясь в темноте разглядеть лицо. — Ты ведь знаешь, из какой я конторы, и мог подумать, что меня просто подослали к тебе с каким-то заданием. Скажи, только честно: ты так не думал?

— Что-что, а это и в голову не приходило. Контора ведь мне нужна была, а не я ей.

Наташа легко вздохнула, наклонилась, поцеловала его в шею.

— Мне с тобой очень нравится заниматься любовью. Но в зале в вазе лежит виноград. Можно, я притащу его сюда?

— Лежи. — Олег встал, пошел за виноградом, уже оттуда крикнул:

— Как быть с вином? Ты ведь говорила, что любишь вина. Может, заодно и кофе поставить или чай?

— Тащи сюда все, что можешь притащить! Я уже видела, что ты купил. Я действительно люблю испанские вина. И подай мои джинсы.

— А вот джинсы, мне кажется, еще далеко не к спеху.

— Я тоже так думаю и их пока надевать не собираюсь. Но притащи все равно.

Макаров погрузил бутылки и закуски на маленький передвижной столик, сняв с него уже ненужный подсвечник, покатил в спальню. По дороге сделал остановку на кухне, поставил на огонь чайник.

На пороге комнаты остановился.

Краски от занимающегося рассвета уже проникали в окно через неплотно задвинутые шторы. Тело Наташи было словно прорисовано опытным художником на белой простыне: идеальное очертание без полутонов.

— Олег, ты действительно не подумал о том, что меня к тебе подослали?

— Брось говорить глупости! К тому же ты повторяешься. Так, есть вино светлое, есть темное. Какое будешь? Вернее, с какого начнем?

Наташа потянулась за джинсами:

— Значит, я непохожа на ту, которая бы кого-то предавала?

— Несмешно! Я наливаю светлое.

— Несмешно. — Она вытащила из кармана джинсов обычный серый канцелярский конверт. — Хочешь посмотреть, что там?

Открыла его, положила на простыню несколько фотографий.

На каждой из них был запечатлен Макаров на фоне огромного аквариума с муреной.

Кто-то топтался снаружи, за глухой стенкой, пыхтел, словно бревна ворочал, а двое вошли в помещение, где полулежал на соломе Женька. В темноте лиц их совершенно не было видно, да еще фонари били в глаза, но вот один заговорил, и Зырянов сразу признал в нем того, кто угощал его ночью сигаретой, выйдя из серебристого «Форда».

— Привет, спецназ. Ранен?

— Так, царапина.

— Не успели мы немного. Я тебя тогда забыл предупредить, с кем дело придется иметь. Пилявин — самбист, на Европе призы брал. И вообще, артист. Гримироваться и переодеваться любит. Мы его и потеряли поэтому.

— А как же здесь нашли? — спросил Зырянов.

— Это было просто. Тебя как живца использовали. Он за тобой охотился, мы — за ним. Вы на дороге, на свежем снегу, столько следов своей борьбой оставили… Чего он от тебя хотел?

Мужчина спросил это словно от нечего делать, лениво прищурив глаз, и Женька ответил с той же безмятежностью:

— Я ему не нужен был. Он хотел разыскать Макарова и спрашивал его московский адрес.

Лис теперь уже недоверчиво засмеялся:

— Эдуард не мог это выяснить в столице и приперся сюда?

— Он думал, Макаров здесь, и караулил его.

— Ну ладно, пусть будет так. О чем вы еще говорили с ним?

— А о чем можно говорить под дулом пистолета? Вы, я так понял, Пилявина не взяли?

— Ушел. В ночном лесу искать его опасно, нарваться на пулю можно запросто. Что у него за ствол?

— «Вул».

— Серьезная игрушка.

— Серьезная, — согласился Зырянов. — Надо было не мазать, когда он отсюда выбегал.

— Учи ученых. Я же тебе еще раз говорю: ночь темная, мы не сразу даже рассмотрели, что он из сарая этого выходит.

— Я бы не промахнулся.

— Кабы рука целая была?

— Это не мешает, я левша.

Вышли под темное безлунное небо. Женька горстью снега стал стирать кровь со лба. Лис спросил:

— Царапина тоже стрельбе не помешает?

— Хочешь проверить?

— А почему бы нет? — Он повернулся к напарнику, вглядывающемуся в сторону ельника, который начинался сразу за фермой. — Не рви глаза, Савва. Он не дурак, чтоб себя выдать.

— Кто? — Савва вроде как удивился. — Пилявин? Так его же…

— Его же мы упустили, но нападать он не будет. Один против трех… — Посмотрел на Зырянова. — Против четырех даже. Зачем ему подставляться? Знает же, тем более, что не с кроликами дело имеет. Тут кое-кто даже в снайперы записывается… Ну-ка, Савва, поищи пенек метрах в двадцати от нас, поставь там свои часы. Они у тебя не швейцарские, случаем?

— Все равно золотой корпус, — недовольно пробурчал тот, кого звали Саввой. Но все же возражать не стал, добросовестно порыскал вокруг. Не найдя в округе пня, укрепил часы на ветке сосны.

Из-за постройки вышел третий человек, почему-то в обсыпанном снегом пальто, будто только что попал в метель. Он тоже направил свой фонарик на дорогую мишень. Лис протянул Зырянову пистолет:

— Центральный бой, спусковой очень мягкий. Поскольку ты его не пристреливал, разрешаю три выстрела.

У Лиса был «Макаров», из такого ствола Женька на спор в копейку попадал. Он был лучшим стрелком училища, еще на первом курсе стал кандидатом в мастера спорта.

После первого же выстрела расстроенный Савва побежал искать остатки часов под деревом. Лис хмыкнул, повернул голову к третьему:

— Никита, рискни своими командирскими. Если что — возмещу.

— Лучше ты своими, — сказал Никита.

— Да нет у меня часов. Не ношу.

Тот шумно вздохнул, подошел к той же сосне, надел браслет на мохнатую ветку.

— На канонаду милиция местная не сбежится? — поинтересовался Женька.

— Нет, там в курсе. Хотя о милиции ты не зря спросил. Мой совет: что бы в ближайшие дни ни произошло, не суйся туда, ладно?

— А что может произойти?

— Ну, мало ли…

Зырянов вскинул руку и выстрелил, почти не целясь. Часов на ветке не стало. Никита даже не пошел к дереву: зачем металлолом искать? Лис забрал у Женьки пистолет, сказал уважительно:

— Вот он у меня, оказывается, какой. В золото метит точно. А в тире придуривается, больше восьмидесяти из ста не хочет выбивать.

Савва, видно, не поняв юмора, засмеялся:

— Лис, ты серьезно думаешь, что пули соображают? Это ты так плохо целишься!

— Да, — сказал Лис. — Не только, оказывается, пуля — дура, есть кое-кто и кроме нее.

Никита хохотнул, закрутив головой. И Савва продолжал посмеиваться, явно не понимая, что смеются над ним:

— Есть, ага, есть!

— Ладно, — прервал веселье Лис. — Нам пора ехать. Если хочешь, спецназ, садись, можем аж до Москвы подбросить.

— Нет, — сказал Женька. — Пока Пилявин здесь, мне из деревни уезжать нельзя.