Джеймс Чейз - Поверишь этому - поверишь всему. Запомни мои слова (рассказы)

Как ни странно, но это меня почти не тронуло. Вал разорвала нить, связывавшую меня с жизнью. Теперь во мне осталось лишь одно — непреодолимое желание спасти Видаля. Я должен был сделать это, несмотря ни на что.

Пытаясь как можно плотнее вжаться в крышу, поливаемый дождем и сдуваемый бешеным ветром, я начал свой страшный путь к Видалю. Я продвигался вперед сантиметр за сантиметром.

— Видаль! — прохрипел я.

Он обернулся на звук моего голоса.

Все полыхало от вспышек молний и раскалывалось от громового грохота. Он увидел меня. Очередной порыв ветра еще приблизил нас друг к другу. Как мне удалось удержаться на краю скользкой крыши, я и сам не знаю.

А Видаль был уже почти у края. Теперь расстояние между нами составляло метра три, и с каждым новым порывом ветра меня относило к нему, но каждый такой порыв для Видаля мог стать последним.

Мне нужно было двигаться быстрее, чем ветер сносил его, и для этого я ослабил захват за швы кровли и напрягся всем телом.

Меня поволокло вперед, но я правильно рассчитал дистанцию, в последний момент намертво вцепился в швы и протянул ногу, давая Видалю возможность ухватиться за мою лодыжку. Наконец, после нескольких неудачных попыток, ему удалось поймать ногу.

Ветер рвал нас на части, но наши сплетенные тела были хоть какой-то защитой против него. Однако сколько же мы сможем так продержаться? Три минуты? Пять?

Моя хватка становилась слабее с каждой секундой, руки словно кто-то выламывал из плечей.

Видаль медленно взбирался все выше по моей ноге; теперь он держался уже за колено и подтягивался еще. И вот, когда мои пальцы, не выдерживая напряжения, безвольно разжались, он навалился на меня сверху и сам вцепился в швы кровли.

Теперь уже он меня держал. Мы задыхались на жестоком ветру и в потоках воды, я уже ничего не соображал, но затем, каким-то чудом, Видалю удалось отползти от края и оттащить за собой меня. Мы оказались скрытыми за парапетом ограждения, но Видаль продолжал ползти, пока не дотянулся до трубы отопления, держась за которую мы могли хоть немного прийти в себя.

Наклонившись, Видаль прокричал мне в ухо:

— По другую сторону крыши есть запасной люк, но если и он заперт — нам конец!

Взглянув на его лицо, освещенное вспышками молний, я не заметил на нем ничего похожего на страх или растерянность. Там было спокойствие и уверенность — как раз то, чего мне сейчас недоставало.

— Оставайтесь здесь, — прохрипел он, — и держитесь за трубу. Я попробую добраться до этого люка.

— Вы с ума сошли! — крикнул я. — Ничего не выйдет!

Но мой голос утонул в страшном грохоте, и Видаль, распластавшись на крыше, выбрался из-за трубы и пополз.

Могучий порыв ветра едва не подхватил его и наверняка сорвал бы с крыши, если бы я не успел схватить его свободной рукой.

— Да, тут ничего не выйдет, — прокричал он.

Медленно тянулись минуты, самые долгие минуты в моей жизни. Напор стихии не ослабевал, но наше положение немного улучшилось. Цепляясь за скобы в кладке трубы, кое-как укрытые от ветра, мы могли, видимо, еще какое-то время продержаться, но что потом?

Непрерывные удары грома совсем оглушили меня. Сознание стало притупляться, словно в полусне. Чтобы хоть как-то дышать, приходилось корчиться и сжиматься, прячась от ветра.

Вдруг Видаль схватил меня за руку:

— Смотрите!

Небо вновь пропорола молния, и я увидел ползущую к нам по крыше фигуру. Ветер дергал и рвал ее; был момент, когда нам показалось, что человек не удержится, но он как-то устоял.

— Гацетти, — сказал Видаль.

Да, это мог быть только он. При следующей вспышке молнии я увидел, что он обвязан канатом, второй конец которого был прикреплен к чему-то за дверцей запасного люка, откуда итальянец и выполз на крышу.

Медленно, но настойчиво он приближался к нам. Новый порыв ветра едва не перевернул его на спину, но канат помог удержаться.

— Хватайтесь за меня! — крикнул мне Видаль.

Почувствовав, что я ухватил его за талию, он выполз из укрытия. Мы продвигались навстречу друг другу до тех пор, пока Гацетти наконец не поймал кисть Видаля.

А потом был долгий и опасный обратный путь к спасительному люку. Гацетти подтягивался на канате, а мы с Видалем держались за него.

И вот наконец перед нами была заветная дверца, в которую мы скатились один за другим. В то время, как я привалился к стене, пытаясь перевести дыхание, Видаль и итальянец заперли дверь и накинули щеколду.

— Долго же пришлось тебя ждать, — хрипло сказал Видаль. — Где ты был?

— Искал этот чертов канат. Думаете, это так просто?

— Где они сейчас?

— Совещаются и закусывают у вас в кабинете.

— Ну, на это им потребуется некоторое время, а мы пока вымоемся и переоденемся. Найди одежду для Бердна. Я буду в комнате Гарриса.

Взяв маленький фонарик, Видаль направился к двери на противоположном конце коридора. Гацетти провел меня в небольшую комнатку и сказал со своей змеиной улыбкой:

— Давай, парень, принимай душ и переодевайся. Вот шмотки.

После этого он ушел.

Войдя в маленькую ванную, я принял теплый душ и вернулся в комнату, где нашел рубашку и парусиновые брюки. Двигался я как автомат — туман в голове, видимо, еще не рассеялся.

Дверь открылась, и вошел Видаль.

— Пойдемте, Бердн, вам нужно чего-нибудь выпить.

И он повел меня по коридору в комнату для прислуги.

Гацетти разлил виски по бокалам и вышел.

— Присаживайтесь, Бердн, — сказал Видаль. — Курите, если хотите, — сигары в коробке.

Я залпом выпил виски и сел, тяжело дыша.

— Удивительно, — сказал Видаль. — Вы спасли мне жизнь. Что вас толкнуло на это? Ведь еще час назад вы хотели убить меня.

Я резко втянул воздух и уставился на него.

— Скажите, почему вы решили спасти меня? — продолжал Видаль.

«Откуда он знает, что я собирался убить его?»

Видя мое смущение и растерянность, он издал свой короткий лающий смешок.

— Во мне нет ничего сверхъестественного, Бердн, хотя моя жена и пыталась убедить вас в обратном. Мне также известно о ваших с ней отношениях. Когда я понял, что эта женщина опасна, я поставил подслушивающие устройства во всех ее комнатах. Даже ваши гостиничные номера в Сан-Сальвадоре прослушивались. Несколько последних недель я следил за ее попытками избавиться от меня. С интересом следил, а временами даже с восхищением. Вы не поверите, Бердн, но меня увлекла эта игра.

— Что за чушь? — не выдержал я. — Вал опасна? Это вы опасны! Раз уж вы все знаете, то для вас не секрет, что я люблю эту женщину уже очень долго.

— Я знаю и это, Бердн. И мне вас жаль. Вы настолько ослеплены любовью, что даже не замечаете, как она вас использовала. Бедный Бердн, — продолжал он после некоторого раздумья. — В том-то и дело, что Валерия не способна никого любить. Она только использует разных людей в своих целях. Она завлекла вас, Дайера. Пыталась завлечь, правда безуспешно, и меня.