Ричард Коннэль - Признание мадам Шалон

Инспектор Мирон уже обстоятельно изучил материалы следствия по делу Вессера, поэтому его не удивила такая характеристика. Он спросил:

— А месье Шалон?

— Этот постарше. Да ведь и я уже была постарше, выходя за него.

Инспектор Мирон с легкой, любезной иронией спросил:

— У него тоже был испорченный желудок?

— Представьте себе. И даже, точнее сказать, — испорченная сила воли. Если я сразу определила сущность Вессера, назвав его свиньей, то к месье Шалону это название подходит меньше, хотя он, возможно, еще порочнее, чем Вессер. Он общался здесь с широким кругом немцев во время оккупации. С какой бы стати этим немцам так усердствовать, чтобы в доме Шалона были самые лучшие, самые недоступные продукты, когда вокруг умирали от голода дети? С какой стати они снабжали его отборными винами?.. Господин инспектор, я, возможно, преступница, но я — француженка! Без колебаний я приговорила Шалона к смерти, как это было и с Вессером.

Инспектор очень спокойно, чтобы не остановить течение искреннего признания, уточнил:

— И каким образом вы приводили свои приговоры в исполнение?

Она взглянула на него с улыбкой.

— Вы слышали о таких блюдах: индюшка, фаршированная каштанами, дичь по-индийски, говяжье филе «амулет», суп «багратион», омлет «сюрприз» по-неаполитански, баклажаны по-турецки, заливное из перепелов?..

— Мадам, пощадите! Такой выбор блюд! И вся эта еда очень сытная…

— Вас интересовали мои методы, инспектор. Эти вкусные блюда были моим оружием. В каждое из них я добавляла капельку…

Она примолкла, переводя дыхание, а может быть, поддразнивая инспектора Мирона. Инспектор поднес к губам бокал с остатком «дюбоннэ», стараясь унять легкую дрожь пальцев, вызванную нетерпением.

— Капельку чего, мадам Шалон?

— Вы вели следствие по моему делу, вам известно, кто был мой отец?

— Жан-Мари Вильруа, знаменитый кулинар, ученик великого Эскофье.

— Мне был только двадцать один год, когда отец незадолго до смерти признал меня равной ему в этом искусстве.

— Очень интересно. Разрешите снять перед вами шляпу. Но все же, капельку чего вы добавляли во все блюда, приготовленные для ваших мужей?

— Капельку моего мастерства. Только это, ничего другого. Кто устоит? Тем более такие люди, как Вессер и Шалон. Три-четыре раза в день я угощала их этими вкусными и сытными кушаньями. Умело комбинируя сочетания этих блюд, я откармливала моих мужей, как рождественских гусей. Сытная еда располагала их ко сну, а после сна я им преподносила еще более вкусное блюдо. Они поглощали много вина, чтобы разжечь аппетит. В их возрасте такое означало — верный путь к смерти.

Инспектор Мирон задумчиво смотрел на разрумянившуюся от легкого волнения мадам Шалон.

— А что же любовь? Простите меня, мадам Шалон, вы сами поинтересовались моими познаниями в этой области.

— Питательная, вкусная пища предрасполагает к любви, вернее к тому занятию, которое они называли любовью. Я всегда была готова помочь им в этом, и я никогда не препятствовала им искать разнообразия в любовных развлечениях с малолетними. Вот так я и помогала им подойти к финишу. Господин Вессер показал время: пятьдесят семь лет, месье Шалон пришел позже, в шестьдесят пять. Вот и все, что я могла вам рассказать.

Отзвучало искреннее признание красивой, благородной женщины с очаровательным бюстом и ясными, как морская вода, глазами. Спокойная тишина царила в гостиной, за широким окном которой исходили ароматами садовые цветы, и где-то вдали манило своей гладью, чуть более синей, чем глаза мадам Шалон, Средиземное море.

Инспектор Мирон взволнованно поднялся с места и подошел к мадам Шалон.

— Прошу вас поехать вечером со мной в Ниццу, мадам Шалон.

— В комиссариат?

— О нет, мадам Шалон! Я повезу вас в казино. Я хочу пить с вами шампанское и слушать музыку.

— Но, простите, инспектор Мирон…

— Мадам, я холост. Мне сорок четыре. Я нравлюсь женщинам, мадам Шалон, по крайней мере, они это говорили мне. Это шутка, мадам, вы меня поняли. Мадам Шалон, у меня кое-что отложено на черный день. Не слишком много, но все же… — Он проникновенно посмотрел в ее глаза, бережно взял ее руку. — Я согласен умереть, мадам Шалон.

Мадам Шалон не отвела глаз. Взволнованный инспектор Мирон стоял перед ней в ожидании. Он старательно подавал себя в лучшем виде: развернул пошире свои, впрочем и так широкие, плечи, набрал в грудь воздух, подтянул живот. Он нравился ей. Нет, он, конечно, нравился ей.

— Месье Мирон, — ласково ответила она, — месье Мирон, вкусная еда, когда ею не злоупотребляют, не обязательно приводит к роковым последствиям. Я разрешаю вам поцеловать мне руку.