Андрей Кивинов - Продавец слов

– Что, воин, от дедовщины сбежал? – продолжая лежать, задал вопрос опытный Дмитрий, когда тот переступил порог.

– Наоборот, – чуть не плача, ответил тот, – салаги беспредел устроили. Никого не признают, хоть дембель перед ними, хоть черпак. Мне два месяца до приказа, а им по фигу. Ни койку убирать за себя не заставить, ни вахту стоять.

– Да, не по уставу. А по почкам не пробовал?

– Они сами, кого хочешь, уроют. Я терпел терпел, да сколько ж можно? Свинтил.

– О-о-о, да ты, стало быть, не мужик. Чуха, – развёл расписные пальцы Димон, – верно, Антох?.. Стало быть, с нормальными людьми сидеть не имеешь права. Поэтому, на пол давай, дембель.

– Может, я с краешку посижу?

– Слышь, воин. Мы с Антохой люди творческие, где-то даже ранимые, он писатель, я художник. За беспредел сразу бампер рихтуем. Поэтому, сказано – на пол, значит – на пол.

Когда, наконец, дежурный пригласил Антона на выход, Димон заверил писателя, что его место никому занять не позволит, и понадеялся на скорое того возвращение.

– Классный ты пацан, Антоха… Ждать буду. Сигарет у кого-нибудь стрельни, у меня последняя.

– Хорошо, Дима.

Говорить «я вернусь» Антону ужасно не хотелось. Дежурный возвратил ему вещи, затем отвёл в знакомый кабинет. Помимо опера, там находился и Ульянов. Когда Антон опустился на стул, Колядко молча положил перед ним чистый лист и ручку.

– Пиши… Я, такой-то, сякой-то не имею никаких материальных претензий к Лосеву Борису Юрьевичу…

– Но он мне тысячу должен! Я же…

– Пиши, Антон, пиши, – прервал его Лев Борисович.

– Обязуюсь, – продолжил Колядко, – ему не угрожать и не предпринимать в отношении него каких-либо действий ни сам, ни с помощью третьих лиц. Число, подпись.

Когда Антон расписался, Колядко спрятал бумагу в папку и предупредил:

– Не дай Бог… На первый раз прощаем. Еле уговорил следователя не возбуждать дело. Повезло, что Лосев забрал заявление. Но если хоть одна жалоба от него, достаём материал из архива и играем по-новой. Понял?

– Но это ж не прави…

– Понял?!

– Понял.

– И патронов холостых в карманах не таскай. В смысле, никаких не таскай…

На крыльце отдела Антон, что-то вспомнив, остановился.

– Лев Борисович, у вас сигареты есть?

Ульянов протянул пачку «Винстона». Антон, взяв её, возвратился в дежурную часть.

– Парню передайте. Который за побег сидит.

На пороге он ещё раз обернулся к дежурному.

– Скажите… А Колядко кто по званию?

– Капитан. Капитан милиции…

Ульянов предложил подкинуть Антона до дома. Тот не отказался. В домашних тапочках ехать в автобусе и идти по улице не совсем удобно.

– Больше так делать не надо, – мягко предупредил Лев Борисович, когда они сели в чёрную «Ауди».

– Я просто дал денег взаймы. Тысячу долларов.

– Ещё столько же мне пришлось выложить этому легавому… Они на полном серьёзе хотели тебя посадить. Но, если б даже не посадили, помурыжили бы на всю катушку… А мне это не надо. Совершенно не надо. Тебя сейчас ничто не должно отвлекать от книги… Хочешь, я отвезу тебя на свою дачу? Там никто не будет доставать.

– Нет, спасибо. Дома удобней.

– Как хочешь… Нам надо готовить рекламные плакаты. Ты уже определился с сюжетом?

– Чем закончится история, пока не знаю. Затравка есть.

– Это неправильно. Впрочем, тебе видней… А что в начале? Есть красочные сцены для плаката?

– Смотря что понимать под красочными сценами. Есть эпизод, когда Шершня чуть не сбивает машина, как его забирают в милицию.

– Желательно, чтобы был взрыв. Неважно, что там взрывается – тачка или дом. Это очень красивый фон. Обязательно придумай.

«Вот только взрыва теперь не хватало».

– Хорошо, прикину.

– Держи, – Ульянов протянул запечатанный конверт, – это аванс. Чтоб спокойно писалось.

Возле дома Антон поблагодарил Льва Романовича за освобождение и, пообещав, что больше не сделает ничего криминального, по крайней мере, в ближайший месяц, направился в подъезд. По пути он все же решил зайти к находчивому парню Борису. Дать в морду не позволяла оставленная в милиции расписка, но посмотреть в ясны очи соседу никто не помешает. И сказать пару метафор на общечеловеческие темы.

Борьки дома не оказалось. Дверь открыла мать.

– Нет его, – недовольно пояснила она, – в автоматы свои проклятые играет, наверно. А чего ты хотел?

Антон рассказал о случившемся.

– Тысячу долларов! Вот, мерзавец… Мало того, что у меня все деньги перетаскал, теперь и до других добрался. Да брат жив-здоров, тьфу-тьфу… Они и не общаются уж года два. Паразит… Все из-за этих автоматов чёртовых, кто их только придумал. Ты уж прости, его, дурака непутёвого.

– Я, вообще-то, чуть не сел из-за него.

– Ну, что с ним делать! Может, болячка какая с ним? Раньше ведь такого не было. Ну, выпьет, ну, побузит. А как-то приятель его в автоматы эти затащил, он и выиграл сразу. Много выиграл. И после этого, как чокнулся. Лишняя копейка есть – бежит кнопки жать. Сутки напролёт жмёт. Три дня как-то сидел без вылаза. Все проиграл. Сколько я не просила, остановись, остановись – без толку. А на цепь же не посадишь. Я уж и к участковому ходила и к врачу знакомому. Никто помочь не хочет.

Мать заплакала.

– Я отдам, как смогу… Ты уж прости нас, Антоша. Взорвать бы этот павильон к чёртовой матери.

Идти разбираться с Борькой в павильон особого желания не было. Во-первых, времени жалко, а во-вторых, не позволят там в глаза соседу как следует посмотреть. Сказав, что зайдёт утром, он попрощался с матерью и поднялся к себе.

«Странно, запах камеры никак не улетучивался. Или в квартире пахнет точно также? Нет, нет, просто я насквозь пропитался впечатлениями».

Антон стянул спортивный костюм, бросил его в грязное бельё, переоделся в чистый свитер и тренировочные брюки. Запах не исчезал… «Отвлечься»! Он взглянул на будильник. Семь вечера. Прошло всего четыре часа с момента его задержания. А ощущение, будто четыре года… Он позвонил матери, судя по всему, та ничего не знала о случившемся. Ну и слава Богу…

Так, теперь работать, навёрстывать упущенное. Придётся посидеть ночью, пока впечатления свежи и эмоции бурлят.

Антон сел за стол и включил компьютер.

Утром его вырвал из сна тревожный звонок в дверь. Именно тревожный, Антон почувствовал его оттенок. Накинув халат, он устремился в прихожую. На площадке стояла зарёванная Борькина мать.

– Беда, Антоша! Ох, беда!

Она захлёбывалась слезами и говорила с трудом. Вернее, кричала.

Антон лёг только в шесть утра, поэтому сейчас соображал с трудом.

– Что стряслось?

– Борька-то делов натворил! Людей настрелял! Ба-тю-шк-и-и…

– Как настрелял? Кого?

– В павильоне… Милиционера, кассира и парня молодого. Проигрался опять, скотина, прибежал ночью домой, схватил наган дедов и того… Выручку из кассы забрал. Парень-то выжил, рассказал все. Арестовали Борьку! Ой, Антоша, что ж будет! Его ж расстреляют, стервеца.