Юлия Фалалеева - Рифл шафл

— Жалко старика, — согласился Миша. — Но всяко… Пожил. А ты ещё что-нибудь узнавала про его смерть?

— Нет, — соврала Зина. — Я про поминки волнуюсь, скоро девять дней. Хотя Лерочка говорит, что племянница из Израиля прилетела, и сама всё организует.

Миша по-молодецки спрыгнул с кровати и направился в душ.

Зинаида поправила простынь, подняла с пола улетевшие подушки и встряхнула одеяло.

После душа Мишка приказал Зиночке не задерживаться в ванной, лёг на кровать и тут же захрапел.

Остаток ночи Зинаида пила чай в одиночестве и смотрела телек.

Утром Миша умчался в райотдел, а Диночка унеслась на мотоцикле вмести с младшей Тусевич по магазинам, в поисках подходящих тканей.

«Ни черта я в людях не разбираюсь…», — подумала Зинаида, глядя вслед зелёному «Кавасаки». — «У девушки диплом «на носу», а она рвётся на сцене фокусы показывать! Носится, как оголтелая охотница за острыми ощущениями. Стоп! Стоп!!! Охотница! Артемида-Охотница! Диана-Охотница! Две Охотницы!!! Артемида — в древнегреческой мифологии девственная и вечно юная богиня охоты. У римлян отождествлялась с Дианой. А братом-близнецом у нее был Аполлон…», — Зинка обессилено опустилась на диван. — «Какая же я дура! Всё лежит на поверхности! Надо срочно рассказать об этом! Стоп!», — спохватилась она, вновь вспомнив об «обете молчания. — «При встрече обязательно Фёдору сообщу. А сейчас нужно успокоиться…».

Зинаида спустилась в гараж в поисках швейной машинки.

Швейных машинок в гараже хранилось целых две штуки.

Первая являлась скорее памятным раритетом, с которым мама наотрез отказалась расставаться при переезде. Ножная швейная машинка «Подольск», выпуска 1969 года, принадлежала ещё бабушке. Приезжая летом в деревню, маленькая Зиночка заворожено наблюдала, как вертится тяжёлое чёрное колесо, когда баба Нина «строчит», раскачивая одной ногой чугунную решётку, установленную чуть выше пола. Корпус машинки был изящным и, как казалось Зиночке, похожим на сказочную лошадку. Чёрная блестящая поверхность была украшена бронзовыми загогулинами и непонятными — для не умеющей читать внучки — буквочками. По окончании работы корпус машинки складывался вовнутрь деревянной столешницы. Накрывался ажурной вязаной салфеткой, поверх которой ставилась маленькая вазочка с тремя пластмассовыми гвоздиками. Частенько — убедившись, что бабушка занята в огороде — Зинка подкрадывалась к машинке и, усевшись попой на холодную решётку ножного привода, играла в «качели».

Запылённый футляр второго «Подольска» выпуска конца девяностых — и уже оснащённый электрическим приводом — виднелся в самом низу. Заваленный коробами с кухонной утварью, перевезённой с маминой квартиры, старыми полками, которые по-хорошему давно следовало выкинуть, пыльными вязанками книг: от полного собрания Ленина до огромных синих томов Большой Советской Энциклопедии и Зинкиных словарей.

От нахлынувших воспоминаний защемило сердце — вспомнилась покойная мама. Все эти книги мама хранила для Зинкиных детей, но так и не дождалась…

— Доченька, ты уж, пожалуйста, постарайся, чтобы моя фотография на памятнике была симпатичной, — шутливо просила она. — А то внуки и правнуки будут приходить на кладбище с бабкой знакомиться, так я перед ними хоть во всей красе покажусь…

Зазвонил телефон, высветившийся номер был незнакомым.

— Да, — произнесла Зинка и громко чихнула. — Слушаю!

— Будьте здоровы, Зинаида Львовна!

Зинка сразу узнала этот безумно нравившейся ей низкий голос Цветова.

— Артемида созналась, что изготавливать реквизит будете вы, — он помолчал. — Мне бы встретиться с вами, я тут накидал рисунок. И будет лучше, если сам объясню.

— Апчхи! — снова непроизвольно вырвалось у Зинки.

— Вы заболели? — голос сделался взволнованным.

— Да нет, — оправдывалась Зинаида. — Я тут, в гараже из коробок и старой мебели пытаюсь швейную машинку вытащить.

— Стойте, не шевелитесь, — неожиданно скомандовал Цветов. — Через пять минут буду.

Не обманул иллюзионист. Зинка ещё не успела оттащить в угол вторую коробку, как он уже заходил в открытую дверь.

«Костюмчик спортивный светло-серый, по всему видно — дорогой», — заметила Зинка. — «Ну, модник, вырядился… Хлам таскать!».

Она шагнула к нему, держа на вытянутых руках пыльную полочку.

Не произнеся ни слова, он перехватил ношу, накрыв Зинкины пальцы своими сухими тёплыми руками. Смотрел хитро. Прищурившись.

Зинка растерялась, почувствовав приятное притяжение к этому малознакомому мужчине. Придя в себя, высвободила руки.

— Ставить куда? — тихо и — как ей показалось? — нежно спросил Свят.

«Ничего себе — «Аватар»! Хорошо, что не хвостами сплелись!», — подумала Зинка. — «Ещё чуть-чуть, и после такого обмена энергией должно последовать чтение мыслей».

— Зинаида Львовна, полку куда нести? — повторил мужчина.

Зинка неопределённо махнула в сторону свободной стены.

— Понятно… — проговорил Свят и двинулся в указанном направлении.

— Вы мне покажите, где наш «клад зарыт», и я уж как-нибудь сам…

Пробравшись до места вслед за хозяйкой, он сначала остановил взгляд на бабушкиной машинке. Перевёл восторженно-удивлённый взор на Зинаиду.

— Мадам! Вы действительно хотели эту тяжесть одна тащить? Вы, случайно, в цирке с силовыми номерами выступать не пробовали?

Зиночка от души рассмеялась и, покачнувшись на попавшей под ноги отломанной ножке табурета, потеряла равновесие. Отклонилась назад и непроизвольно прижалась спиной к Святу.

«Поцелуй меня!», — чуть не выкрикнула Зинка, вдохнув во всю глубину своих лёгких его горьковато-свежий запах.

Цветов сделал шаг в сторону.

— У нас в семье тоже была машинка наподобие этой, только гораздо древнее. Представляешь… — он не заметил, как перешёл на «ты». — Тысяча восемьсот семьдесят седьмого года… Прабабкино приданное.

— Через сто пять лет я родилась, — зачем-то сказала Зиночка.

Цветов словно не услышал. Он обошёл Зинку, шагнул к машинке и надавил ногой на решётку привода.

— Во времена Мао Цзэдуна в Китае была поговорка, которая характеризовала благополучие семьи: «Три крутящихся, один говорящий». Догадалась, что делало китайцев счастливыми во времена Великого Кормчего?

— Нет, — словно под наркозом, с трудом шевеля языком, произнесла Зина.

Она не могла усмирить нахлынувшее возбуждение и сейчас бесстыдно рассматривала Цветова.

Тонкий мягкий трикотаж обтягивал широкие плечи. Капюшон, расположившись между лопатками, подрагивал, когда Свят то засовывал, то вынимал из карманов свои красивые руки с натянутыми до локтей рукавами.

Зинка опустила взгляд ниже, любуясь скульптурными ногами и узкими бёдрами.