Дэшил Хэммет - Мастера детектива. Выпуск 2

– Надоел мне этот маяк! – пробормотал мосье Вотур, отгоняя луч мановением руки. Он указал на стулья в той части комнаты, куда свет не доходил.

– Садитесь, пожалуйста, и чувствуйте себя как дома.

Сам мосье Вотур сел за стол, повернув стул так, чтобы их видеть. Следователь был тощий немолодой господин с суровым взглядом и легким намеком на бакенбарды. Он с хрустом потирал руки.

– Мы увидим миссис Нил? – спросил Тоби.

– М–м… нет, – ответил мосье Вотур, – пока нет.

– Почему же?

– Потому что, по всей вероятности, сначала мне еще должны кое–что объяснить.

Снова поток белого пламени обрушился на окно и пролился из–за плеч мосье Вотура; тот обратился в силуэт, несмотря на верхнюю лампу; серые волосы зажглись нимбом; но вот уже снова, как прежде, мосье Вотур сидел и потирал руки. Не будь белых вспышек, трудно было бы представить себе гнездышко уютней, чем кабинет этого любителя театральных эффектов. Тикали часы, и на откидном столике свернулась кошка.

И, тем не менее, нельзя было не ощутить исходящих от следователя волн гнева.

– Только что, – продолжал он, – у меня был долгий разговор по телефону с моим коллегой мосье Гороном. Он сейчас в «Замке». Он говорил мне о новых уликах. С минуты на минуту он будет здесь со своим другом доктором Кинросом.

Тут мосье Вотур ударил ладонью по столу.

– И все же я не считаю, – сказал он, – что мы проявили поспешность. Я и сейчас не уверен, что мы поторопились с арестом мадам Нил…

– Вот это да! – вскричал Тоби.

– Но новые улики поразительны. Это меня сильно беспокоит. Это заставляет меня вернуться к одному соображению, на которое нас недавно натолкнул доктор Кинрос и о котором из–за этих треволнений с мадам Нил мы чуть было не забыли.

– Тоби, – спокойно спросила Елена, – а что такое случилось вчера вечером?

Она повернулась и протянула руку в сторону мосье Вотура. Елена сейчас, кажется, была спокойнее всех остальных членов своей семьи, явно чуявших ловушку.

– Мосье Вотур, – вздохнув, продолжала Елена, – дайте я вам расскажу. Вчера мой сын явился домой поздно. Он вбежал сам не свой…

– Это же, – в отчаянии перебил ее Тоби, – не имеет никакого отношения к папиной смерти.

– Я еще не легла, я бы все равно не уснула, и я его спросила, не выпьет ли он чашку какао. А он не ответил и вообще не стал разговаривать, вошел к себе и хлопнул дверью, – лицо Елены омрачилось.

– Только я и смогла из него вытянуть, что у них вышла какая–то ужасная ссора с Евой и он ей объявил, что больше не желает ее видеть.

Мосье Вотур потирал руки. Снова белый сноп ворвался в окно.

– Ага! – пробормотал следователь. – А он не сказал вам, мадам, где он был?

Елена недоуменно посмотрела на него.

– Нет, а что?

– Дом семнадцать, по рю де ла Арп. Он ничего про это не говорил?

Елена покачала головой.

Дженис и дядя Бен не сводили глаз с Тоби. Чуткий наблюдатель уловил бы легкую кривую усмешку, мелькнувшую на губах Дженис, но юная особа, принявшая на пустой желудок четыре коктейля, тотчас согнала ее с лица и опять стала глядеть пай–девочкой. Дядя Бен ковырял перочинным ножиком пустую трубку; поскребывание ножа, по–видимому, ужасно действовало на нервы Тоби. Но Елена, кажется, ничего не замечала и продолжала изливаться:

– С Евой поссорился – это уж, знаете, последняя капля. Я глаз йе сомкнула, все думала, думала. А потом я в окно увидела, как она вернулась домой уже утром, и провожал ее этот довольно неприятный господин, про которого говорят, будто он чуть не гений в медицине. А тут ее еще вдруг арестовали! Есть тут какая–то связь? Да скажите же нам наконец, что происходит?

– Присоединяюсь, – вставил дядя Бен. Мосье Вотур сжал челюсти.

– Значит, ваш сын так ничего и не рассказал вам, мадам?

– Я уже сказала.

– Даже об обвинениях, выдвинутых мадам Нил?

– Обвинениях?

– Что кто–то из вашей семьи, кто–то в коричневых перчатках тихонько вошел в кабинет сэра Мориса и убил его?

Все затихли. Тоби, опершись локтями о колени, спрятал лицо в ладонях; он отчаянно тряс головой, как бы отгоняя самую возможность подобного предположения.

– Так я и знал, что эти коричневые перчатки рано или поздно всплывут, – поразительно спокойно заметил дядя Бен. Он, по–видимому, что–то прикидывал в уме. – По–вашему, она… видела?

– Ну а если она видела, мосье Филлипс?

Дядя Бен сдержанно улыбнулся.

– Если бы она видела, вы бы не стали гадать. Вы бы стали сажать. Стало быть, она не видела. Убийца в семье, а? Ну и ну!

– Чего уж тут скрывать, – выпалила Дженис. – Всем нам приходила такая мысль.

Совершенно потрясенная, Елена смерила ее взглядом.

– Мне так вовсе не приходила, Дженис, детка! Ты в своем уме? Да мы, видно, все тут с ума посходили!

– Послушайте, – начал дядя Бен и пососал пустую трубку.

Он дождался, пока все посмотрят на него с той снисходительностью, которую всегда вызывали его суждения, не касающиеся хозяйственных поделок. Он насупился и с мягкой настойчивостью продолжал:

– Зачем строить из себя наивных простачков? Да, конечно, мы все обдумали! Господи! – Все так и напряглись, пораженные переменой в его тоне. – Хватит строить из себя благовоспитанное семейство! Пора поговорить по душам… если у нас еще есть души.

– Бен! – крикнула Елена.

– Дом был заперт. Двери и окна. Никакой это был не грабитель. Тут не надо быть сыщиком, чтоб догадаться. Так что, либо Ева Нил виновата, либо кто–то из нас.

– И неужели же ты думаешь, – спросила Елена, – что ради благополучия совершенно чужой женщины я стану топить своего родного человека?

– Положим, – возразил дядя Бен, – но зачем же тогда лицемерить? Зачем же тогда прямо не сказать, что ты веришь, что это сделала она?

Елена страшно разволновалась.

– Потому что я привязалась к девчонке. И у нее куча денег, а они могут очень пригодиться Тоби. Верней – могли бы, не грызи меня мысль о том, что она сделала это с Морисом. Но мысль эта меня грызет, что уж тут греха таить.

– Значит, ты веришь, что Ева виновна?

– Не знаю! – отчаянно крикнула Елена.

– Возможно, – заметил мосье Вотур холодным, строгим, четким голосом, мгновенно приведшим их в чувство, – вскоре мы получим кое–какие разъяснения… Войдите!

Дверь в холл приходилась прямо напротив окна, смотревшего на запад, и луч маяка, врываясь в кабинет, всякий раз оставлял на ней моментальный снимок запыленного стекла. Кто–то постучался в эту дверь, и в ответ на приглашение мосье Вотура в комнату вошел Дермот Кинрос.

Его озарил уже уходящий слепящий сноп. Хоть Дермот прикрыл глаза рукой, все успели заметить в яркой вспышке лицо, полное сдержанного гнева, опасное лицо, тотчас принявшее под любопытными взглядами то выражение беспечной общительности, которое было свойственно ему на людях. Он отвесил общий поклон, а затем подошел к следователю и по французскому обычаю обменялся с ним рукопожатием.