Владимир Козлов - Горькое молоко – 4. Кофе от баронессы Кюцберг

***

…Иван Романович Беда сидел на своём любимом столбике, продолжая листать события давних лет. Этот столбик он для себя называл островком воспоминаний Ямал. Он вспомнил, как в этот день появились на свет Катя и Софья. Ещё три года он поиграл за команду, но семья и работа отнимали много времени и, ему пришлось оставить футбол. Старший сын Альберт был на год старше своих сестёр и больших хлопот уже не причинял. А вот племянник Сергей, носивший его фамилию, и которого сестра Клавдия воспитывала одна, придавал достаточно забот всей родне. Футбол он по рекомендации врачей забросил, перешёл на борьбу, но главным увлечением его была улица и конечно книги. Иван неоднократно разговаривал с племянником и вроде он его понимал, но обстоятельства заставляли Сергея принимать решения по своему усмотрению. Воспитание – воспитанием, но работа всех больше забирала времени. И всё-таки Сергея, где – то не усмотрели, один раз был осужден на три года, теперь пять лет дали. Сейчас Сергею уже за сорок и воспитатели ему не нужны.

Иван Романович после окончания школы мастеров продолжал трудиться на своём родном заводе начальником участка. Работа была ответственная, и когда намечалось спускать на воду очередное судно, он неделями пропадал на заводе. Его тогда все уважительно называли Иван Романович, а близкие Иваном.

Сергей Беда был сравнительно младше дядьки и называл его только по имени. Их отношения скорее носили родственно – дружеский характер. А главное совместное хобби было у них голуби. Иван любил голубей и свою страсть передал Серёжке. В их голубятне Серёжка в хламе найдёт золотой брегет – подарок Часовщика. Брегет лежал в старом чугунном утюге, куда его спрятала Манана. Он тогда в этот же день хронометр переложил в шкатулку. Но Манана вновь спрятала его, но уже в спортивный кубок, который был намертво прикреплён к полке на балконе. Сегодня прогнившая полка упала вместе с кубком, в котором лежал брегет, спрятанный в детскую меховую варежку. Мелочь, но приятно. Приятно то, что стало символикой в один и тот же день обретать вновь своей утратой. И вновь у Ивана Романовича в голове что – то щёлкнуло, и страницы истории перенесли его в настоящее время. То, что брегет ему вернула милиция, никто об этом не знал. Он ни своему другу Лёне Савельеву – покойному, ни Часовщику не рассказывал, что лейтенант Ситнов возвратил ему брегет в день рождения Софьи и Катерины. Он одно время хотел его продать, – чтобы избавиться от плохой памяти, но голос разума ему подсказывал, что этому брегету есть хозяин из рода Тургеневых. Это был Вовка Колчин, бегавший, когда – то по двору с мячом его племянник, родной сын сестры Клавдии и родной брат Сергея Беды. «Он единственный законный наследник остался в нашем городе, – думал Иван Романович. – Все разъехались жить за границу. Живёт в городе один столетний Василий Николаевич. Да и ни к чему ему эта диковинка. А Вовке на ноги надо вставать. Парень женился, работает, в университет поступил на заочное отделение. Явно в тюрьму назад не собирается».

Пока часы лежали в кубке, за это время прошло много изменений в стране, рухнула могущественная страна СССР, – раздробившись на дольки словно мандарин. Убрали с новых географических карт Горький и Куйбышев, вернув им старые исторические названия Нижний Новгород, и Самара. С Самарой у него были связаны плохие воспоминания о часах. Пока он их не видел, то и воспоминаниям не предавался. А сегодня Ивану Романовичу этот брегет взбудоражил всю память. И он уже планирует, что с ним сделать и естественно наплывали мысли неприятного прошлого. В этот миг Иван Романович не подразумевал, что золотой брегет ему аукнется ещё раз. И принесёт много хлопот всей его родне. Сидя на своём островке, он принял твёрдое решение, – на Новый год подарить брегет племяннику Вовке Колчаку.

– Иван Романович, ты всё на своём Ямале сидишь? – раздался голос за его спиной.

– Это ты Ирина Ильинична, сзади пугаешь меня? – обернулся он. – Всё молодишься, – сказал ей Беда.

– А что мне, я ещё замуж мечтаю выйти. Хочешь, за тебя пойду?

– А куда я Манану дену? Да и куда тебе замуж. Ты, когда кашляешь или чихаешь, у тебя вставные челюсти вываливаются изо рта. А у меня все зубы свои. Не было бы Мананы, я естественно себе молодку нашёл с аппетитным багажником. А у тебя попка, как у узницы Бухенвальда. Одни слёзы, самому плакать хочется.

– Когда спину некому растирать меня зовёшь, ни на попу, ни на зубы не смотришь. Ты забыл, какая я в молодости фартовая Крынка была? Вань, при нашей жизни беззубых жён выгодно содержать, они меньше едят, на зубную пасту не надо тратиться, а главное никогда не укусят. И насчёт багажника ты не прав. Он у меня как у балерины Майи Плисецкой. Как ляжешь со мной в постель тогда поймёшь, разницу между мной и досей из хлева. Я мало кушаю, поэтому миниатюрно сложена. И ещё я по утрам наклоны делаю, по пятьдесят раз, – пояснила она.

– Ничего себе, сразу стакан? – удивился он.

– При чём тут стакан? – спросила она.

– В твоём возрасте каждый наклон, лишняя капля в трусах, а пятьдесят наклонов, это целый стакан. И ты мне про себя не говори, я знаю твои аппетиты. Раньше свинину терпеть не могла, а сейчас, если даже ты челюсти в стакан положишь, то будешь рычать от разыгравшегося аппетита, но чушку всё равно одними дёснами прикончишь.

– Ты чего Иван Романович, какой злой сегодня? – Спина опять болит? – спросила она. – Манана ещё не приехала с Канады?

– Манана до сентября будет гостить у детей. И никакой я не злой, у меня наоборот праздничное настроение. А спина это на всю жизнь, если вторую группу инвалидности дали. А так бы я с завода не ушёл раньше времени. И охоту любимую я не бросил, с Бестом на дозор выходим, но в дебри не заходим. А здесь я жду Колчака Вовку, он мне сюрприз какой – то обещал сделать.

У нас сегодня с ним праздник, на стадионе открыли Дом спорта, не успели к дню физкультурника сдать объект. Парад ветеранов спорта на Спартаке прошёл. Из футболистов я был самый молодой. А самый старший Михаил Иванович Торбеев. Он в футбол начал играть, когда мячи шили наши местные сапожники. Девяносто лет, а бодрячком держится. Знамя на параде нёс как пушинку.

Он с ног до головы осмотрел Ирину.

– Садись, не стой, – показал Иван, Ирине на пустующий рядом столбик, – я тебе сейчас что покажу.

Ирина села, поставив возле себя пакет с продуктами.

– Вон видишь мой подъезд, – показал он ей рукой.

– Да я его каждый день почитай вижу, – ответила Ирина.

– Не тем глазом ты смотришь Ирка. У тебя ни памяти, ни воображения нет. Помнишь несколько лет назад правда август на улице был. Ты из этого подъезда выкатила коляску с моим Альбертом. У меня был красивый футбол тогда. После чего мы жарили дома уток, и пили с тобой вермут, а Лёнька пил чай. В этот день у меня родились дочки, а Софье ты приходишься крёстной матерью. Теперь я приглашаю тебя ко мне домой, вспомним те времена, только предупреждаю тебя, уток диких сегодня нет. Будем жарить ножки Буша с грибами, и пить водку.