Юргис Извеков - Возвращение Кауранги

Спи и ты, мой пушистый гусенок…

Колыбельная Кауранги

Странные сны начались десять дней назад. И первый она восприняла как кошмар, хотя ничего страшного в нем не происходило. В голубой туманной дымке висел непонятно как подвешенный колокол. Она сразу узнала его – это был тот самый колокол, который она видела в позапрошлом году в Москве во время экскурсии по Кремлю, только целый, не разбитый. Капли росы стекали по его черному маслянистому боку. Язык колокола раскачивался, не достигая купола, но было видно, что с каждым взмахом сила его растет, будто его подталкивала чья-то невидимая рука. Так продолжалось довольно долго. Она поневоле подчинилась ритму этого раскачивания и теперь ее даже охватил азарт. Ну! Еще чуть-чуть! Давай! Еще!

Наконец язык соприкоснулся с куполом, и в этот момент произошло что-то непонятное, что-то такое, что наполнило ее одновременно восторгом и ужасом. Вибрация колокола передалась телу и поднялась по позвоночнику. Глухая от рождения, никогда в жизни не слышавшая ни одного звука, Кауранги не смогла понять, что же произошло. В ее внутреннем космосе, в ее жизненном опыте не было ничего, к чему можно было бы привязать это новое ощущение, для которого не было подготовлено ни ее тело, ни сознание. Она услышала звук.

Оттавиано Бидоне, по кличке Скорцени, которую дали ему друзья-байкеры из-за шрама, пересекающего переносицу и левую щеку, сплюнул сквозь зубы на пыльный асфальт, ухватил очередной тюк и понес к машине. Ну вот, опять! Узел простыни, в которую завернуто грязное белье, развязался и оттуда полезли какие-то разноцветные концы, так что пришлось перехватить узел одной рукой, а другой придержать вываливающуюся дрянь.

– С-с-с-с-скоты! – прошипел он, чувствуя, как привычно напряглась от раздражения шея и как зачесались глаза и нос, которые он не мог теперь почесать из-за того, что руки уже прикоснулись к этой вонючей массе. По правде говоря, белье и не пахло вовсе, но воображение Скорцени само наполнило вдыхаемый воздух испарениями едкого пота и спермы, запахом потных анусов, запахом носков, слюней, дешевого парфюма и ярко-красной помады.

– Ну много там еще? – грубо крикнул он в окно выдачи. – И завязывайте тюки нормально! Я не нанимался за вами подбирать… В следующий раз если развяжется – буду бросать на дороге и ебитесь с ними сами как хотите!

Работники костелянской службы отеля S officeoca , обслуживающего в основном сотрудников и гостей Итальянского института по изучению Африки, зная скверный характер Скорцени, не обращали никакого внимания на его угрозы и продолжали спокойно выполнять свою работу.

– Ну можно побыстрее шевелиться? Я опаздываю! – опять крикнул он в окно и добавил тихо под нос: – Грязные ниггеры!

Взяв очередной тюк, он повернулся и шагнул на дорогу, но проезжающая машина даже не снизила скорость, и ему пришлось отскочить назад.

– Придурок! Урод сраный! – крикнул он вслед промелькнувшему авто, потрясая оттопыренным средним пальцем. – С-с-с-с-скоты!

Следующий автомобиль, синий кабриолет Мерседес-Сокудо, наоборот, вежливо притормозил при его приближении. Сидящая рядом с водителем чернокожая девушка в ярком шарфе, помахала ему рукой, приглашая пройти и приветливо улыбнулась.

– Черномазая тварь! – пробормотал Скорцени перед капотом кабриолета.

Наконец, все тюки были получены, и посаженная на тонкую шею бритая голова Скорцени нависла над маленьким тайцем, работавшем на выдаче. Рука с наколкой, изображающей перекрещенные фасции на фоне зелено-бело-красного щита, легла на стол и нетерпеливо постучала костяшками пальцев.

– Ну долго еще?

Пряча улыбку, чтобы не рассмеяться при виде этих страшных глаз, грозно сверкающих между нелепо оттопыренными ушами, маленький таец протянул Скорцени планшет с пришпиленным бланком. Тот небрежно поставил закорючку, швырнул ручку, а отходя от окна еще раз смачно плюнул на асфальт.

Теперь предстояло самое противное. Надо было перекидать полученные тюки в заднюю часть фургона, чтобы освободить место для следующей партии из другого отеля. Брезгливо морщась и стараясь не дышать, Скорцени начал работу. Очередной тюк был плохо увязан и из него опять полезли тряпки. Оставить его в таком виде, просто прикрыв другими тюками, было нельзя, потому что на разгрузке бригадир обязательно сделает замечание.

– С-с-с-скоты! – правой рукой Скорцени запихал вываливающуюся массу, свободной левой рукой затянул узел, поднял тюк и с ненавистью швырнул его как можно дальше. Но оказалось, что безымянный палец – тот самый, которым он так любил показывать фак – не успел выпростаться из-под затянутого узла и с силой брошенный тюк увлек Скорцени за собой. Он потерял равновесие и плашмя упал в кучу белья, уткнувшись лицом в ненавистные простыни.

– Порка мадонна! – выругался он. Воображение вновь услужливо подсунуло ему мерзкие картины того, что происходило на этих простынях. Перед глазами замелькали огромные черные члены и лоснящиеся анусы. Он инстинктивно отпрянул назад, пытаясь встать на колени, но кисть плотно увязла в хитросплетении тряпок. Дернувшись, он добился лишь того, что груда расползлась и тюки стали один за другим скатываться ему на плечи и спину.

Чтобы не вдыхать отвратительные миазмы, Скорцени задержал дыхание и попытался высвободить руку. Это ему не удалось. Тут даже до него дошла абсурдность ситуации. Он нервно хихикнул.

«Баста! Не суетись! Действуй спокойно!» – сказал он себе и тут же, вместо того чтобы действовать спокойно, затряс увязшей рукой и засучил ногами.

Тут произошло нечто такое, о чем Скорцени мог бы потом много лет рассказывать детям и внукам как о самой непостижимой истории в его жизни, если бы у него были дети и внуки, и если бы он остался жив. Длинное красное полотенце разъяренной коброй нависло над ним, на секунду замерло, угрожающе пошевеливая бахромой, а потом бросилось и стянуло ему руки. Медлительный невозмутимый удав, в которого превратилась простыня, начал сдавливать его тело. Огромная жаба подушки прыгнула на голову, навалившись на нее своим мерзким животом.

Скорцени более не мог сдерживать дыхание. Он выпустил воздух и судорожно открыл рот, пытаясь вдохнуть, но лицо его было теперь так глубоко погружено в ворох тряпок, что легкие получили лишь мизерный глоток смешанного с пылью воздуха.

– Помогите! – что есть мочи закричал он, но снаружи этот крик прозвучал как неясный глухой стон. Больше вдохнуть он не смог. Паника охватила угасающее сознание. Пустите! Помогите! Дайте воздух! Я не хочу! Выпустите меня отсюда! Пустите! Грязные ниг…