Елена Саулите - Здравствуй, труп

– Присаживайтесь, милая. Здесь, возле меня. Сегодня наш вечер. Мы с вами его заслужили. Благодаря вам сегодняшнее интервью прошло блестяще. Остро, ярко, с перчинкой, – соловьем заливался Свешников, его цепкие серо-голубые глазки подернулись салом.

«Будто холодный борщ», – неприязненно подумала Сабина, вида, однако, не подала и, простодушно улыбнувшись, уселась рядом с виновником торжества.

– Думаю, нам пора перейти на ты. С этой минуты я для тебя просто Миша, – не унимался успевший захмелеть мэр.

– Хорошо, Миша. Договорились, – продолжая нарочито приветливо улыбаться, согласилась Сабина.

«Ишь, старается, хитрец. Из кожи вон лезет. Только мы еще посмотрим, кто кого объегорит», – злорадно думала она, исподволь наблюдая за распушившим хвост Свешниковым.

Наконец мэр отвлекся на очередного поздравителя и оставил ее в покое. Ковыряясь в крабовом салате, она украдкой изучала присутствующих: было много известных в городе людей – важных чиновников и бизнесменов. По правую руку от мэра сидел его бессменный собутыльник и без пяти минут депутат – Парамонов, за ним – вечно хмурый главный прокурор Кислов, чуть дальше – с дорогущей бриллиантовой булавкой на галстуке владелец ликеро-водочного завода Шинкарев.

Так называемая группа поддержки – Димыч с Антохой – застыли поодаль, время от времени бросая на Сабину встревоженные взгляды, заклинавшие не заикаться о дорожном инциденте. Она заговорщически подмигнула Антону (на Димыча все еще сердилась), давая понять, что закладывать братков не намерена.

Оказавшись в центре внимания столь важных персон, Сабина чувствовала себя крайне неуютно. Ловя на себе взгляды присутствующих – снисходительно-любопытные мужские и откровенно презрительные женские, как бы говорившие: «Очередная штучка Свешникова? Ну-ну, милочка. И не таких видали», – Сабина отчаянно нервничала. Поминутно ерзая и поеживаясь, она уткнулась носом в тарелку, стараясь не смотреть по сторонам.

Чтобы описать охватившее ее, казалось, давно забытое чувство неполноценности, выражения «не в своей тарелке» явно недостаточно – она была «не в своем тазу», «не в своей лодке» и даже «не в своей жизни». Да, именно, «не в своей жизни», так будет уместнее. Все эти всемогущие снобы с их расфуфыренными надменными женами не принимали ее всерьез, они смотрели на нее сверху вниз, как на диковинного зверька, выставленного на обозрение для развлечения почтенной публики.

Проницательный Свешников заметил нервозность новой пассии и усердно подливал ей в бокал шампанское. На исходе получаса голова Сабины медленно поплыла, закружилась, затем внезапно прояснилась, и окружающие ее предметы приобрели предельно четкие очертания, а лица странную яркость и выпуклость. Она опьянела. Затем все закрутилось в какой-то бешеной круговерти, и она уже не пыталась разобраться в словах, людях, знакомствах. Понеслась бесшабашная карусель хмельной вечеринки, гремела музыка, мелькали чьи-то лица, звенели бокалы, иногда всплывало красное обрюзгшее лицо Свешникова. Сабина с кем-то знакомилась, хохотала, танцевала, срывала комплименты. Около половины двенадцатого торчавший у выхода с пуленепробиваемым лицом Димыч подошел сказать, что в ее сумочке надрывается мобильник. Сабина, флиртовавшая с владельцем торгового дома «Шик», не сразу поняла, в чем дело, а сообразив, поспешила к брошенной сумке. Проверила телефон и обнаружила, что ей звонил Павел. Пять раз звонил. Сабина откровенно позлорадствовала: «Что, дружок, спохватился? Поздновато. Вот теперь я вне зоны доступа».

И в ту же секунду мобильник в ее руках запиликал, на дисплее высветилось «Паша». Поколебавшись, Сабина все же решила ответить:

– Что случилось, дорогой? Неужели соскучился? – как можно язвительнее спросила она.

В трубке послышался сиплый, совершенно больной голос Павла:

– Сабина, нужна твоя помощь. Подъезжай к «Джитек». Это срочно! Только не к крыльцу подъезжай, встань с торца.

Сердце девушки екнуло, как бы она ни злилась на Павла, но они люди не чужие. По встревоженному голосу любовника она поняла, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Звонить ночью и просить о помощи было не в его правилах. Сабина могла себе такое позволить, он – никогда. Вероятно, произошло что-то очень серьезное, если осторожный Паша, заботливый отец и семьянин, трезвонит за полночь и просит помочь.

– Что случилось? – полюбопытствовала она.

– По телефону не могу. Приезжай, – отрубил Павел и отключился.

Хмель моментально выветрился. Поразмыслив, Сабина решила, что никуда ехать не стоит. Она изрядно выпила, на улице холодрыга невыносимая, только северного сияния не хватает, да и поздно. Сердечко, однако, ныло, смутное беспокойство мешало забыться и продолжить кураж, а он был в самом разгаре.

В полутемном зале ресторана стоял нестройный гул голосов, слышались пьяные выкрики и хохот. Гости перепились, отбросили условности, многие пили на брудершафт. Член правления крупного московского банка Ефим Каксон настойчиво пытался позвонить кому-то с помощью пульта от телевизора. Коммерческий директор сети АЗС Умаров, интеллигентный с виду человек, заснул в туалете со спущенными штанами. Мертвецки пьяного Свешникова в буквальном смысле вынесли из ресторана и погрузили в машину, как крупногабаритный багаж.

Выпив бокал минералки, Сабина окончательно протрезвела и задумалась. Звонок Павла не шел из головы. «Шампанское здорово пьянит, но и быстро выветривается. В принципе, я в полном порядке. Может, все-таки поехать?» – колебалась она, подливая в бокал «нарзану».

Занятая своими сомнениями, она не заметила, как к столу, слегка покачиваясь, подошла тощая немолодая дама в жемчужно-сером платье со стразами. Платье было дорогое, но из разряда «остатки былой роскоши», лет семь-восемь назад оно, вероятно, смотрелось потрясающе, а сейчас жалко болталось на высохшей от постоянных диет хозяйке, лишь подчеркивая ее возраст и неприличную худобу.

«Кто это на мою голову?» – удивилась Сабина, увидев странную женскую фигуру прямо перед собой.

– Свобб-одно? – спросила женщина, слегка заикаясь, и, не дожидаясь ответа, рухнула на стул.

Возраст непрошеной собеседницы определить было трудно. Лицо ее, утянутое так, что рот разъехался почти до ушей, а глаза превратились в узкие черные прорези, куда так и подмывало бросить монетку, выглядело неестественно гладким. Дама пребывала в изрядном подпитии, хотя изо всех сил пыталась это скрыть. Эффектно откинувшись на спинку стула, она попыталась грациозным, полным достоинства движением забросить ногу на ногу, но досадно промахнулась и едва не свалилась на пол. С трудом балансируя на узком стуле, она обрела наконец шаткое равновесие и воззрилась на Сабину тяжелым мутным взглядом: