Михаил Брод - Одиночный побег

Впрочем, англичане в этом плане весьма корректны. У них тут популярна пословица – «Не спрашивайте меня, где я взял свой первый миллион, остальное я распишу до фунта». Иностранные доллары здесь не облагаются налогом, поэтому половину Белгравии и Мэйфэйер заняли особняки российских олигархов. Олег не афишировал себя в бизнес-тусовках, это было ни к чему! Сходить раз в неделю в клуб Movida на русскую вечеринку с ди-джеем из Москвы, попить пива «Балтика» на празднике русской зимы на Трафальгаре, русская гимназия, которую он организовал с партнером, да вот литературный кружок бывших соотечественников – вот и вся его русская жизнь здесь, в Лондоне. Антиквариат же заполнял пустующие полости его души, так ему казалось. Да к тому же он всегда в цене. Аукционы Сотбис и Кристи он не пропускал.

Олег прохаживался по тенистым аллеям кладбища. Он вообще любил кладбища – чувствовал в них покой и какой-то тайный, все уравнивающий смысл. Мысли наплывали и уходили, сменяя одна другую без всякой хронологии. В десять начнется служба, русский храм недалеко от кладбища. Специально, чтобы успеть, они договорились с фотографом на 9. Ведь сегодня случится нечто важное: сегодня Олег пойдет на исповедь, он так решил. Первый раз в жизни. В России было не до этого, а здесь, в другой стране…

Что было вчера, что будет завтра, как жить? Где его место на этой прекрасной планете? Вернется ли он на родину, и чем вообще ему оправдать свое существование в этой чуждой стороне?

С тех пор как Тихона отдали в русскую школу, где он с утра до вечера пять дней в неделю, появилось время вздохнуть свободно, пройтись, подумать о своей жизни. Грех жаловаться, все сложилось хорошо. Вот и Ольга, кажется, нашла работу. Лишь бы этот смазливый фотограф с зеленым хвостиком волос не подбивал клинья к е аппетитным формам. Вот он смотрит, смотрит, потом опасливо бросает взгляд и на Олега. Боится, и правильно.

Русских тут вообще боятся и уважают. Когда он только приехал, чтоб осмотреться, снял дом на рабочей окраине Лондона. Естественно, это был не целый дом, всего лишь свой вход – английская терраса – типичное и довольно неудобное винтообразное пространство, где целый день приходиться лазить по лестнице с этажа на этаж, на которых разбросаны небольшие комнаты. Район непрестижный – сплошь эмигранты и люди простых профессий.

Сосед Алекс, 50-летний слесарь и рубаха-парень, в своем вечном синем тренировочном костюме с надписью England частенько захаживал на пару shot’ов водочки, чтобы выразить свое уважение. Его промысел по выходным заключался в выуживании из мусорного контейнера на заднем дворе комиссионного в Пэддингтоне всякой бытовой аппаратуры, а затем продаже всего этого барахла на блошином рынке. У англиков в комиссионных не принимают электробытовые товары, многие этого не знают и сваливают все прямо здесь, чтобы не тащить обратно. Среди прочего – старые мобильные телефоны, радиоприемники, игрушки на батарейках и все такое.

В последнее время у него появились конкуренты – пакистанцы. Как-то он жаловался, что дождливым воскресным утром эти гады буквально из рук вырвали у него классный магнитофон. В следующий раз Олег пошел с Алексом. Стоило вновь появиться пакистанцам, Олег вылез из бака с очередной добычей – прекрасный кассетник 80-х. Англичанина уже прессовали двое темноволосых. Олегу же прямо в лицо уставилась носатая физиономия, властно притянув его добычу к себе. Олег, естественно, магнитофон не отпускал.

Вдруг из глубины его русской души вырвался крик «Ай эм рашшн!» Дальше следовал отборный трехэтажный, не оставивший сомнения в справедливости этого первого замечания. В общих чертах Олег обещал ему сношения через разные отверстия в его волосатом теле, а также с его ближайшими родственниками.

Пакистанец еще секунды две моргал ему в лицо волоокими южными очами, после чего быстро попятился задом и убежал.

– Ок, ок! – затарахтели те двое, что держали Алекса за грудки.

Ситуация разрешилась сама собой. Место было признано за «русской мафией». Пакистанцы испарились.

В благодарность Алекс решил подарить Олегу выуженные оттуда же вполне еще неплохие ботинки. Олег отказался. Англичанин ничуть не обиделся. Ботинки ему самому оказались впору. Тогда он предложил поделить помоечный бизнес пополам. Он даже составил график посещений. Олегу отводилось три дня в неделю, за собой же, как за первооткрывателем хлебного места, он закрепил четыре. Олег благородно отказался: уж чего он в жизни ни пробовал, но помоечный бизнес – не его конек. Воспоминание же об этом эпизоде доставляло ему не раз минуты беспросветного веселья. Это не единственная заслуга, которую Олег числил за собой в отношении Алекса. Еще он разъяснил ему смысл второй мировой войны. До того момента Алекс сомневался, на чьей стороне воевала Россия – за Гитлера или против. Зато он знал точно, что выиграли ее англичане и американцы.

Прохаживаясь по тенистым аллеям старого английского кладбища, Олег смотрел на надгробия по преимуществу викторианской эпохи. Были и современные. Английские аристократические фамилии и русские эмигранты – все рядом, без разделительных оград. Все-таки есть в этом что-то разумное – не строить крепостей из могил. Никаких оград! Все мы равны перед Богом!

Вот пошли русские фамилии – 20-е годы прошлого века, 30-е. Митрополит Антоний Сурожский – недавнее захоронение. Олег с Ольгой слышали, что он был в большом почете у англичан. Они даже ходили в эту церковь , где он настоятельствовал. Храм по форме – католическая базилика, но внутри наш митрополит сделал все по-православному – те же иконы, свечи. Ольга пристрастилась к службам. По воскресеньям ходит сюда регулярно, берет с собой одиннадцатилетнего Тихона. Наверное, ей есть, о чем поговорить с Богом. Вот и Олег, насмотревшись, решил не отставать. Нет, она никак не уговаривала его. Только ее профиль в платке так по-старинному, по-русски склонялся в полумраке собора, так благочестиво она смотрела на небольшую икону у них в спальне, произнося шепотом по вечерам, так чтоб он не видел, свои молитвы, что и ему как-то не по себе становилось

Олег знал, что она молится и за него. Эти годы спокойной на вид жизни дались ей непросто. Те убийства, которые он совершил, конечно, не лежат на ее совести. Но она так не думает. Себя он тоже не сильно корит. Совесть не заела его, как Родиона Раскольникова. Но ведь все-таки, это было…

«Эти люди уже в лучших мирах, – так думал Олег. – Может, когда-нибудь я приду к Богу и все вдруг окажется по-другому? Адские бездны поглотят меня и черти буду жарить на сковородке? Но если бы я действительно встретил Бога, я спросил бы Его:

– Господи, скажи – прав ли я? Ведь в этом мире драки за выживание, если ты подставляешь спину, в тебя стреляют. А если стреляешь ты…»

Читать дальше