Сергей Парамонов - Дом у реки

Прошло несколько дней.

Я открыла глаза. Вокруг меня всё белое. Где я? Мои глаза начинают привыкать к свету. Я отчетливо вижу напротив себя кровать, на которой сидит отец. Он опустил голову себе на грудь и, как мне кажется, спит.

– Папочка, – тихо говорю я.

Но он не слышит меня.

– Папа, – говорю я громче.

Он открывает глаза, подходит ко мне и начинает целовать меня в лоб.

– Дусенька, девочка моя, как ты нас напугала.

– Папочка, я ничего не помню. Что случилось? – спрашиваю я.

Он смотрит на меня, и его лицо начинает трястись. Он едва сдерживает слезы на своих глазах.

– Всё хорошо, девочка моя, всё хорошо, – говорит он и отворачивается в сторону.

Я пытаюсь почесать нос, подношу свою правую руку и вижу, что она забинтована, и как мне кажется, не такая, как должна быть. Я пытаюсь пошевелить пальцами правой руки, но я их просто не чувствую. Левая рука тоже забинтована, и я также не чувствую пальцев. Отец смотрит на меня, и на его глазах выступают слезы.

– Дусенька, всё у нас будет хорошо. Всё закончилось, ты, слава богу, жива, – говорит он и большой мужской ладонью вытирает слезы, которые катятся по его обросшим бородой щекам.

Я чуть-чуть приподнимаю голову и смотрю на свои ноги. Их нет. Я вижу лишь обрубки, которые замотаны бинтом, через который проявились красные пятна крови.

– Папочка, где мои ножки? – спрашиваю я.

Отец молчит. Он, как ребенок, начинает плакать навзрыд. Он начинает гладить меня по голове, затем обнимает и шепчет на ушко:

– Всё будет хорошо, моя принцесса, мы со всем справимся.

Я постепенно начинаю понимать, что произошло. Отчетливо в моем сознании всплывает картина, как я увидела свою мать ночью с дядей Колей, милиционером. Потом я вижу, как собираюсь и выхожу из дома, чтобы отправиться на дальнюю заимку.

– Папочка, а как я буду жить без своих ножек и ручек? Я же теперь не смогу закончить рисовать свою картину, которую я хотела подарить тебе? – спрашиваю я и смотрю на папу.

– Ничего, девочка моя. Ты её обязательно дорисуешь. Сейчас для тебя главное – покой. Скажи, зачем ты пошла в такую погоду в тайгу? – спрашивает отец и снова вытирает слезы.

– Папочка. Я пошла, чтобы тебе рассказать, – отвечаю я.

– Что рассказать, Дусенька? – спрашивает отец.

– Когда ты ушел на дальнюю заимку, к нам пришел…

В этот момент открывается дверь и в палату входит мать. Моё сердце начинает бешено колотиться.

– Полина, наша малышка пришла в себя, – говорит отец.

Мать подходит ко мне, нагибается и целует в лоб. Она берет стул, пододвигает его к кровати и садится рядом с отцом.

– Борис, ты можешь идти домой, я посижу с Дусей. Ты и так возле её кровати провел двое суток. Тебе надо поесть и поспать, а я посижу с ней, – говорит мать.

– Дуся ты рассказывала, зачем ты пошла в тайгу, – говорит отец.

Я смотрю на мать, но она смотрит на меня с ненавистью.

– Папочка, я просто решила прогуляться, а потом началась вьюга, вот я и заплутала в тайге,– говорю я.

– Борис, иди домой, ещё будет время наговориться, – говорит мать Полина.

– Хорошо, девочки мои, я пошел. Завтра, моя крошка, я приеду к тебе и привезу твоего любимого Михайло Потаповича. Он тебя будет веселить, и всё у нас отныне будет хорошо,– говорит отец, целует меня в щечку и выходит из палаты.

Какое-то время мы с матерью молчим. Она сидит напротив меня и просто смотрит мне в глаза.

– Что ты успела наговорить отцу? – спрашивает мать.

– Ничего, – отвечаю я.

– Запомни, если хоть слово скажешь ему, что видела, я тебя собственными руками придушу,– отвечает мать. – Ты зачем, зараза такая, в тайгу попёрлась? Что теперь с тобой, калекой, делать?

– Мамочка, прости меня, пожалуйста, – говорю я и начинаю плакать.

– Прости. Бог простит, – зло отвечает мать. – Мы теперь всю жизнь с тобой мучиться будем…

Через месяц отец забрал меня из больницы и привез домой. Он на руках внес меня в мою комнату и положил на кроватку.

– Дусенька, а это мой тебе подарок, – говорит отец. И я вижу большую куклу, которая лежит на моей кровати.

– Спасибо, папочка,– говорю я и обнимаю куклу. – Я назову её Варварой, так звали мою медсестру, которая каждые день делала мне перевязки в больнице.

– Ну, Варвара так Варвара, – отвечает отец и гладит меня по голове.

Зимние месяцы пролетели достаточно быстро. После этого несчастного случая жизнь нашей семьи изменилась. Родители всё чаще и чаще стали ссориться. После этих ссор отец уходил на дальнюю заимку и по несколько дней проводил там. Когда его не было дома, к нам всё чаще и чаще по ночам стал приезжать дядя Коля-милиционер. Они с матерью пили водку, а потом я всю ночь слушала скрип кровати, доносившийся из соседней комнаты. Я затыкала свои уши, накрывала голову подушкой, но этот скрип всё равно был слышен мне. В те дни, когда папа был дома, мы с ним делали уроки. Раз в месяц моя учительница передавала мне домашние задания по всем предметам, которые я делала с папой. Он из кожаных ремней сделал мне браслет на руку, и в него можно было вставлять ложку, чтобы кушать самой. Но папа, когда был дома, сам кормил меня. Мать Полина первое время тоже кормила меня с ложки, но потом, когда ей это надоело, она заставила отца приставить к моей кровати небольшой столик и сделать мне какое-нибудь приспособление, чтобы я могла сама принимать пищу. Когда папы не было дома, мать ставила миску с едой перед моей кроватью, и я ела сама. Если я разливала суп, то мать била меня резиновым шлангом, обзывая при этом неряхой. Самое трудное для меня было самостоятельно сходить в туалет. Когда папа был дома, я звала его, и он на руках относил меня в туалет. Мать несколько раз первое время помогла мне, но затем она сказала, что я должна быть самостоятельной. Она сказала, что не намерена всю жизнь выносить горшки за мной. Поставив однажды на стол возле кровати банку, она сказала, что я сама должна ходить в туалет в эту банку. Возле кровати она поставила помойное ведро, куда я должна была выливать содержимое банки. Это ведро стояло возле изголовья моей кровати, и я постоянно чувствовала жуткий смрад. Когда с заимки возвращался папа, банка и ведро из моей комнаты выносились, и он помогал мне справить надобности. Но как только он уходил на дальнюю заимку, ведро с банкой снова появлялись в моей комнате. Пришла весна. Снег давно растаял. По вечерам в тайге заливались соловьи, и от их пения на душе становилось хорошо. Я часто сидела возле окна и смотрела за весенней жизнью тайги. Клинья различных птиц возвращались в тайгу, чтобы обзавестись новым потомством, а с первыми холодами стать на крыло и улететь в теплые страны, для того чтобы вернуться сюда через год. Вот уже несколько дней папа был дома. Мне было так хорошо. Он учил со мной уроки, рассказывал дивные и интересные истории. Утром он разбудил меня и вынес к реке. Он усадил меня в кресло, стоящее на берегу реки. Предусмотрительно им уже были закинуты удочки. Мы сидели на берегу реки и смотрели за поплавками, которые подпрыгивали на водной глади. Это был лучший день в моей жизни. Солнышко грело меня своими ласковыми лучами, от чего я жмурилась и улыбалась.