Фридрих Незнанский - Марш Турецкого

Я с трудом поворачиваю голову из стороны в сторону. Наш маленький отряд двигается по узкой тропинке сквозь чащу и выходит к кишлаку. Тяжелым дыханием вздымается бунинская спина.

- Иван Алексеевич, отпустите Сашку, пусть попробует сам, слышу я чей-то очень знакомый голос, и, когда Бунин осторожно ставит меня на ноги, я вижу, что это Женя Жуков в такой же афганской чалме, как и Грязнов. Я бодро шагаю вместе со всеми, но замечаю, что наша группа сбавила шаг. Боли я не чувствую, но к горлу подкатывает тошнота и дома прыгают перед глазами. Кругом квадратные глухие дувалы с узкими бойницами, напоминающими декорации спектакля об Афганистане. Кажется, кишлак вымер. Кто-то быстро говорит на незнакомом языке сопровождают два "всамделишных" афганца с автоматами.

- Что он сказал? спрашивает Грязнов.

- Кишлак вырезан, и кто это сделал не установлено, переводит Жуков.

Еще несколько шагов, сверкнули за поворотом вершины заснеженных гор, и глазам открылась выжженная солнцем долина, по которой разбросаны какие-то древние жилища. Возле ручья стоял вертолет МИ-24.

А тишина была такая осязаемая, хоть бери ее в руки и неси.

- Привал. Приходим в себя и вылетаем.

Кооператив "Эхо" размещался в одном из старых двориков на Пятницкой, и Турецкий с трудом нашел нужную ему дверь. В темном подъезде, пропахшем кошками, попытался набрать код, но дверь резко распахнулась, и на него вмиг навалилось трое дюжих ребят. Сшибли с ног ударами кулаков, схватили за руки. У одного звякнули в руках наручники.

- Вы что, обалдели?! Я следователь прокуратуры! закричал он, предпринимая отчаянную попытку вырваться.

- Только без рук! Шуметь не надо, молодой человек, рявкнул рыжий детина со сломанным боксерским носом, по-видимому, старший в группе, и защелкнул на руках Турецкого наручники. Его втащили в помещение.

- Кто вы такой? Это же беззаконие! Почему вы здесь? задавал Турецкий один за другим вопросы. Я прошу немедленно связать меня с прокурором города!

- Главное управление БХСС. У меня приказ: пригребать всех, кто сюда припрется, невозмутимо продолжил рыжий.

- Возьмите мое удостоверение. Вот тут, в нагрудном кармане.

- Возьмем, когда надо будет. Вы тут, понимаешь, миллионами ворочали. Русский народ грабили. А теперь скулеж подняли. Один кричит: "Я депутат, неприкосновенный!" Другой пришел: "Я следователь!" Одного такого мы вчера прихватили, в кармане удостоверение полковника госбезопасности. Проверили: липа. Надо и с тобой разобраться. Небось, каждый месяц на лапу получал от жидомасонов, а? Правильно я говорю, Селезнев? Так нам в главке сегодня объяснили? спросил рыжий, обращаясь к помощнику, спортивного вида блондину в импортном костюме.

Тот в знак согласия кивнул.

Обстановка в кооперативе "Эхо" свидетельствовала: здесь произвели тотальный обыск. Содержимое столов и шкафов было выворочено на пол, осиротевшие компьютеры жалобно попискивали.

Из задних комнат вывели еще пятерых задержанных.

- Всех погрузили в машины. Продолжить операцию, скомандовал рыжий детина, везите всех прямо в Бутырку.

- Не имеете права! снова заорал Турецкий. Везите меня в прокуратуру! Я привез сигареты Ключанскому и не имею никакого отношения к этому кооперативу! И вообще вы не имеете права арестовывать людей таким образом!

Ключанский как-то странно взглянул на Турецкого.

- Вот ты у меня поговоришь! сказал блондин и ударил Турецкого в лицо. Кровь хлынула из носа, но Турецкий еще пытался ударить ногой блондина в пах и получил сокрушающий удар в солнечное сплетение.

Очнулся он только на заднем сиденье машины, въезжавшей во двор Бутырской тюрьмы. И снова стал орать и вырываться из цепких рук охранников.

Он кричал и вырывался, пока его вели по длинным коридорам и переходам Бутырки, требовал прокурора, доказывал, что его задержание грубейшая ошибка, за которую кто-то должен нести наказание, но в ответ слышал только гулкое эхо тюремных стен. Лица охранников, видавших в своей невеселой практике и не такое, хранили каменное выражение. И когда захлопнулась дверь камеры, он все стучал в металлическую дверь и объяснял кому-то невидимому, что у него совершенно нет времени сидеть в тюрьме, даже и по ошибке каких-то кретинов.

Он перестал стучать только тогда, когда сообразил, что его все равно никто не слышит. Ребро ладони потрескалось от ударов по металлической двери и кровоточило. Он тронул лицо и обнаружил, что оно состояло в основном из распухшего носа. Стало жалко себя до слез сколько времени придется просидеть ему в этой камере, пока разберутся что к чему, а там, за стенами тюрьмы, нужна его помощь, и немедленная. Ему казалось, что без него там не справятся, сделают что-то не так. Он опустился на бетонный пол и так сидел около часа, бездумно уставясь в зарешеченное окно до тех пор, пока не загремел засов и раздался голос не знакомого ему надзирателя:

- Турецкого на допрос.

Он обрадованно вскочил на ноги, слава Богу, теперь все быстро станет на свои места. Он почти с радостью протянул руки для наручников. В конце концов он "их" человек, он не принадлежит этим стенам, "они" знают его, "они" знают, что он… что он… Он остановился от страшной мысли: "они" ничего не знают. Должно пройти очень много времени, пока установят, что он не имеет отношения к кооперативу Ключанского, ему ли не известно, с каким рвением и даже удовольствием наши правоохранительные органы мордуют собратьев по профессии, если есть за что зацепиться…

В плечо ему уперся жесткий, как ствол автомата, камерный ключ:

- Не останавливаться!

И снова он шел по лабиринтам коридоров и переходов Бутырской тюрьмы, руки в наручниках, не оборачиваться, не разговаривать…

Надзиратель распахнул дверь, и Турецкий облегченно вздохнул: за столом сидели его сотрудники зампрокурора Москвы Амелин и следователь городской прокуратуры Чуркин. Все страхи мигом испарились: ну конечно же, они пришли его освободить. Но Амелин даже не взглянул на вошедшего, зарывшись носом в бумаги, Чуркин же ироническим взглядом окинул разбитую физиономию Турецкого и сказал, как показалось Турецкому, почти по-дружески:

- Садись, Турецкий, закуривай. Наручники сейчас снимем.

- Да нет, что же закуривать… Поехали отсюда побыстрей. Слава Богу, что своих прислали. Снимите с меня кандалы…

Амелин оторвал от бумаг птичье личико и пискнул:

- Садитесь напротив за стол, гражданин Турецкий! Я буду задавать вопросы, вы отвечать на них!

- На какие вопросы я буду отвечать?! Вы же понимаете, что меня по ошибке загребли у Ключанского, я к нему приехал по личному делу!

- Прошу не кричать во время допроса! снова пискнул Амелин, а Чуркин скривил рот в улыбке.

- Допроса?! еще громче крикнул Турецкий. Вы что, из сумасшедшего дома оба сбежали?! Какой еще допрос?! Я ни на какие ваши вопросы отвечать не буду. Если надо, я могу написать подробное объяснение, как все происходило. Но не здесь, не в тюрьме под названием Бутырки, а в своем служебном кабинете.