Джеймс Чейз - Честнее не бывает

Снова дружелюбная улыбка.

– Конечно, в моем случае этот номер не пройдет. Но волонтеры боятся их как огня.

Я недоверчиво слушал, но смысл ее слов ускользал от меня.

– Похоже, я вас не вполне понимаю, – наконец сказал я. – То есть вашего бухгалтера напугали так, что он все бросил? И это сделал ребенок? Как ему это удалось?

– Он умеет убеждать. Не забывайте, работа не оплачивается. Мой друг-бухгалтер все объяснил. Он уже немолод. И не готов выслушивать угрозы на рабочем месте.

– Угрозы?

– Обычное дело. Не уйдешь сам – встретим темной ночкой и поможем. Повторяю, это злобные детишки. – Внезапно ее лицо сделалось серьезным. – А у него жена и неплохой дом. Вот он и решил уйти.

В животе у меня что-то перевернулось. Я много чего слышал о малолетних преступниках. В конце концов, все мы читаем газеты.

Идешь, к примеру, темным вечером, а тебя поджидает банда дьяволят. Игра без правил. Пнут в лицо – растеряешь последние зубы. Пнут в пах – останешься импотентом.

Неужели такое может случиться и со мной?

– Вам не обязательно тут работать, – сказала Дженни. Казалось, она читает мои мысли. – Дядя Генри о мелочах не думает. По-моему, я это уже говорила, верно?

– Давайте все проясним, – предложил я. – То есть вы хотите сказать, что, если я останусь тут, детишки во главе с этим Жупелом станут мне угрожать?

– О да. Рано или поздно так и будет.

– Эти угрозы – не пустые слова?

– Боюсь, что нет, – сказала Дженни, потушив сигарету.

Вот тебе и смена обстановки.

На какое-то время я задумался и внезапно понял, что за время разговора ни разу не вспомнил о Джуди. Впервые с момента аварии. Может, пинок в лицо – или даже в пах – тоже повлечет за собой перемены к лучшему.

– Когда можно приступать? – спросил я.

От ее улыбки мне сделалось тепло.

– Спасибо. Начнем, как только купите толстовку и джинсы. И пожалуйста, не светите вашим прелестным портсигаром. – Дженни встала. – Мне нужно бежать. Вернусь в четыре. Расскажу о документации и правилах ведения картотеки. И все, вы в деле.

Спустившись по шести лестничным пролетам, мы вышли на улицу. Я проводил Дженни до присыпанного цементом «Фиата-500». Прежде чем завести мотор, она сказала:

– Спасибо, что согласились. Думаю, мы сработаемся. – Какое-то время она смотрела на меня сквозь крошечное боковое окно. – Я правда вам сочувствую. Все наладится. Просто наберитесь терпения. – И уехала.

Стоя на краю тротуара, я чувствовал, как на мне оседает цементная пыль, а жаркий, влажный воздух тут же превращает ее в шершавый пот. Дженни мне понравилась. Не сходя с места, я думал, во что ввязался. Интересно, меня легко напугать? Не знаю. В свое время пойму.

Я пошел по узенькой шумной улице в сторону главной улицы. Пора было подыскать себе джинсы и толстовку.

Понятия не имею, как случилось то, что случилось.

Внезапно на меня налетел чумазый оборвыш лет девяти. Я едва устоял на ногах, а он сложил губы трубочкой, издал громкий неприличный звук и был таков.

Вернувшись в «Бендикс-отель», я обнаружил, что мой красивый пиджак разрезан бритвой, а золотой портсигар исчез.

Переодевшись в толстовку и джинсы, я отправился в отделение полиции, чтобы заявить о пропаже портсигара. Удивительно, но я совсем не огорчился, что его украли. Однако я знал, что Сидни очень расстроится, и поэтому решил: нужно вернуть портсигар. Хотя бы попытаться.

В приемной, пропахшей немытыми ногами, лежал, как и везде, толстый слой цементной пыли. На длинной скамейке у стены сидело человек десять детей: все чумазые, оборванные, угрюмые. Они внимательно смотрели, как я иду к дежурному сержанту.

Сержант был человек необъятных размеров, с лицом, похожим на шмат сырой говядины. Пиджака на нем не было, а пот, скатываясь по лицу, собирался в складках толстой шеи, где смешивался с цементной пылью. Сержант был занят тем, что катал карандаш по регистрационному журналу. Когда я подошел, он слегка привстал, чтобы выпустить газы.

Дети на скамейке захихикали.

Я рассказывал про портсигар, а сержант все катал свой карандаш. Затем он внезапно поднял взгляд, и его поросячьи глазки прожгли меня, словно паяльная лампа.

– Вы приезжий? – сипло спросил он. Такой голос бывает у любителей срываться на крик.

Я сказал, что да, только что приехал. Буду помогать мисс Бакстер из социальной службы.

Сдвинув фуражку на затылок, сержант какое-то время рассматривал карандашный огрызок. Потом вздохнул и выдал мне формуляр, а сам снова принялся катать карандаш.

Заполнив бланк, я протянул его сержанту. В графе «Стоимость украденного» было указано «1500».

Сержант углубился в чтение, и я заметил, что массивное лицо его окаменело. Подтолкнув формуляр в мою сторону, он ткнул грязным пальцем в графу «Стоимость украденного» и сипло осведомился:

– Это еще что?

– Стоимость портсигара, – ответил я.

Что-то пробурчав, он внимательно посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на формуляр.

– Пиджак порезали бритвой, – пояснил я.

– Да вы что? Пиджак небось тоже за полторы тысячи баксов?

– Костюм стоит триста долларов.

Сержант шмыгнул мясистым носом.

– Сможете описать ребенка?

– Лет девять. Копна черных волос, черная рубашка, джинсы.

– Гляньте на лавку. Есть он там?

Повернувшись, я взглянул на детей. Почти все одеты в джинсы и черные рубашки. Почти у каждого копна черных волос.

– Может, и есть. Они все одинаковые.

– Ага. – Сержант все смотрел на меня. – Не ошиблись со стоимостью?

– Нет, не ошибся.

– Ясно. – Он потер потную шею, а потом положил формуляр на стопку таких же формуляров.

– Если найдем, сообщим. – И после паузы: – Вы надолго?

– На пару-тройку месяцев.

– Помочь мисс Бакстер?

– Совершенно верно.

Сержант смерил меня пытливым взглядом, а потом расплылся в ленивой презрительной улыбке:

– Размечтались.

– Думаете, я так долго не продержусь?

Шмыгнув носом, он снова начал катать карандаш.

– Если найдем, сообщим. Полторы тысячи, да?

– Да.

Сержант кивнул и вдруг раскатисто заорал:

– Ну-ка сидеть смирно, мелкая мразь! Хотите, чтобы я к вам подошел?

Я направился к выходу. Открывая дверь, я услышал, как сержант говорит другому копу, подпиравшему грязную стену:

– Еще один чокнутый.

Было двадцать минут второго. Я поискал ресторан, но на главной улице ресторанов не было. Наконец я решился зайти в бар, битком набитый потными вонючими мужиками, где раскошелился на жирный гамбургер. Мужики с подозрением поглядывали в мою сторону и тут же отворачивались.

Потом, прогулявшись, я выяснил, что достопримечательностей в Люсвилле ровно две: грязь и бедность. Прошелся по району, отмеченному на карте Дженни как «сектор номер пять». Раньше я и не подозревал, что такие места существуют. Мне, жителю Парадиз-Сити, казалось, что я спустился в ад Данте. На каждой улице во мне тут же распознавали приезжего. Люди расступались в стороны, оглядывались на меня и перешептывались. Дети провожали меня свистом, а некоторые – громкими неприличными звуками. До четырех часов я гулял, а потом направился в офис. К тому времени я понял, что Дженни – исключительная женщина. После двух лет в безднах ада она не разучилась тепло и дружелюбно улыбаться. Как по мне, это большое достижение.