Соколов Борисович - Ваши благородия, господа вандалы

–Заждались, князь? Введите следователя в курс дела, я думаю времени в дороге будет предостаточно. Прежде всего пускай прочтет письма крепостных, а ты молодец проведи дознание, опроси князя по пути в имение. Князь, помогите Кукушкину в его расследовании и людям своим прикажите не чинить препятствий, пускай подключатся и ваши гусары. Я надеюсь на быстрый и всеобъемлющий результат.

У подъезда нас ждал экипаж князя.

–Виталий, вы не против если я к вам буду обращаться по имени?

–Конечно, Николай Николаевич, прошу вас, я буду только этому рад.

–Виталий – это письма, о которых говорил граф. Они написаны на имя нашего государя, прочтите и я думаю поймете, кто мог так жестоко убить мою жену.

Муравьев молчал, пока Кукушкин читал письма.

«…От имени своих неученых грамоте односельчан некий грамотей, Аким Васильев, припадая ко преосвященному Вашему трону, всемилостивейшему нашему государю с вернопотданейшеим нашим поклоном и уже не первым прошением прошу выслушать нас. Наша госпожа, Салтыкова Дарья совсем нас разорила и довела до крайнего убожества, так что отняла у нас хлебопахотную нашу крестьянскую землю и сенокосные луга, которые пожаловал нам некогда, для кормления своих семей, наш князь. Мы жаловались князю, но видать наши письма не дошли до него. Хлеб наш новая госпожа отняла в свое владение, с чего и стали мы пухнуть с голоду, а детишки наши помирать зачали. Коров, лошадей и прочее имущество наше забрали, а скотину отвели на скотный двор к новой барыне. Крестьяне попытались препятствовать своему последнему разорению, так княжна приказала бить нас кошками и батогами, а когда нас, покалеченных выбросили из собственных хат, то решились мы написать Вам, Всемилостивейший государь, воззрите человеколюбивым оком Вашим к нам, велико страждущим и погибающим от нашей новой госпожи, княжны Салтыковой, так что не можем больше терпеть ее демона смерти в своей судьбе и невозможности нашей сопротивляться ее жадности и злобе, которые с каждым днем становятся все нестерпимее. Отягощены на господской работе, княжна Салтыкова запретила работать на своих уделах, пока не пройдет весь круг работ, аж до сенокоса. Мы обратились к князю, и он разрешил в субботу и воскресение по пол дня поработать на своих уделах, так конюх княжны батогами погнал нас отрабатывать барщину. Мы в тот день пошли в мир кормится, убегли от нее и от князя всей деревней, так нас поймали и мужиков, что по моложе были, в колодки взяли, часть из них княжна в армию продала, а других приказала бить нещадно, а, чтобы другим в науку пошло, так прилюдное избиение плетьми и розгами ученила. Так посекла она с десяток человек, не щадя ни малого, ни старого. На том самом месте я оставил мертвыми своих малых детей, трех совсем малых и трех подростков, которым и десяти лет то не было. Сам я и жена моя чуть не при смерти находимся. Детей наших лишили жизни конюх и приказчик княжны, а сама барыня отхлестала двух брюхатых женщин до того, что они из своих брюх выкинули мертвых, а после и сами богу душу отдали.

А еще государь хочу поведать Вам, как Салтычиха беглых от рекрутчины искала. Объявила барыня, чтобы с каждого двора пришло по человеку, поставила всех в ширинку на улице, цепь каждому на шею поклала и замкнула ее на замок. А на дворе мороз жуткий стоял, люди и вовсе голые стоят. Спрашивает староста:

–Где дети ваши, что со службы убегли?

–Не знаем, нет в домах рекрутов, сбегли и весточки не казали.

–Служба должна быть справлена, -отвечают людям.

–Не знаем где дети, в бегах не то. Староста, да скажи ты барыне, что не приходили они домой, помрем ведь.

–Позябните, так может и вспомните где ваши дети.

–Откудова мы знать-то можем, не погуби, староста, ты же знаешь, что не приходили они в деревню.

Княжна приказала прорубить пешней проруби, сперва одну, а отступя пять сажень и другую. Привязали к шеям веревку и потянули к первой проруби болезных. Пропустили веревку подо льдом между прорубями и бросили в первый прорубь людей. Приказчик с конюхом возьми и потяни свой конец веревки, крестьяне и нырнули под лед, а выплыли уже в другой проруби, тогда приказчик и конюх перебежали к первой проруби и тот конец потянули на себя и снова крестьяне нырнули под лед. Таскали они так крестьян, пока все не околели. Теперь, зная, что дети могут убежать от солдатчины, родители их сами бегут от своеволия и гнева господского, от смерти лютой и жестокости господской. Так что дома крестьянские скрозь пустые стоят. Господа, отдавая хлопцев в рекруты деньги имеют, вот госпожа и продает хлопцев, когда в город желает съездить, прикупить чего, или просто осерчала на парубка…»

–Князь, а вы читали эти письма?

–Я, Виталий в своем хозяйстве и царь, и Бог, и все, что творится – знаю и не по слухам. Бегут крестьяне – это правда. Но у кого не бегут? То, что они по миру ходят и жена их собственноручно сечет, да еще и не щадя ни старых, ни малых – не верю, знаю, что клевета это и готов, если уж так ненавистно им мое господство над ними, продать их всех до единого. Так опорочить мою жену перед государем. Я ведь их с доходов мельниц подкармливал, а они… Мне это нож в сердце. Дарьюшка в хозяйстве лучше меня разбиралась, ведь вот стал же я богаче, как она в дом пришла. Я что, офицер, года мои заставили в отставку подать, всю жизнь в полку, какой из меня помещик. Теперь же хочу найти и наказать убийц, пока всех крестьян не распродал, а ведь уже и покупатели есть – фабриканты из губернского города и цену, стоящую дают.

–Как нашли княжну?

–Утром дворовая девка Аленка в галерее нашла Дарьюшку с тесаком в груди, еще спали все. Я так думаю, дорогой Виталий, что крепостные это сделали, больше некому. Звери они, неужто она виновата, что барыней родилась она, а не они? Звери эти мою голубку погубили таким варварским способом, а я в обществе разговоры вел за их освобождение от крепостничества, ратовал глупец за свободу крестьян. Трактат сочинил, да записку служебную графу отдал, ой как теперь стыдно-то перед ним.

–Понимаю вас, князь, а скажите, когда вы намерены удалить крестьян из деревни в город, на фабрику. Мне показалось, что вы не только в цене сошлись, но и по рукам уже ударили?

–Точно так. Отправлю их как можно быстрее с глаз долой. Фабриканта я предупредил, что на их совести смертоубийство барыни, но он не боится. У меня, говорит, не забалуешь.

–Я понимаю вас князь. Кого жандармы арестовали по подозрению в убийстве?

–Софи, мою дочь, но не убивала она, не могла она лишить жизни Дарьюшку, да еще и так.

–А где именно в галерее нашли тело вашей жены?

–Под картиной Прошки, она его своим придворным художником называла.

–Я хотел бы переговорить с крестьянкой, что убирается в вашем доме, со всеми крепостными, которые были в ту ночь в господском доме и прислуживали во время бала. Князь, вы говорите, что Софи не могла убить княжну. Жандармы же обнаружили повод, который мог послужить причиной нападения Софьи на свою мачеху и арестовали ее, почему?