Натали Рафф - Убийство – дело житейское

– Все понятно, Диля. У меня только один вопрос. Азарханова объяснила Вам, с чего это она решила так рисковать, пристроив сына преподавать в училище специальное фортепиано? Ему бы поначалу поднабраться опыта на менее ответственной работе. Ну, хотя бы взять нагрузку по курсу общего фортепиано, чтобы обучать вокалистов, народников. В крайнем случае, оркестрантов. Все проще…

– Мне, конечно, безразлично, чему будет учить студентов Мурад. Но Джамиля мне растолковала, что обучать студентов в училище по специальности престижно. Это все равно, что быть тренером республиканской юношеской сборной по какому-либо виду спорта. А вот вести класс общего фортепиано – бесславный труд. Он равносилен работе учителя по физкультуре в школе с математическим уклоном, где все учащиеся либо полудохлые очкарики, либо «высоколобики», страдающие от ожирения.

– Очень остроумное сравнение! Я потрясена, сколь доходчиво моя подруга объяснила Вам суть этой весьма специфической проблемы. Воистину, с головой у нее все в порядке.

Заминова, услышав от Эвелины положительный отзыв о Мураде, покинула ее окрыленная: что бы там не болтали окружающие о Пазевской, а Дильбар ей верила. Она считала Лину женщиной проницательной и с характером. К тому же Диля полагала, что ее взбалмошная и неорганизованная Зухра поступила в Институт только благодаря педагогическому мастерству Эвелины Родионовны. Между тем, теперь Заминова торопилась вернуть дочь домой и поскорее выдать замуж. Она опасалась, что девушка, насмотревшись на свободные нравы, царящие в столичной общаге, где она живет, пустится во все тяжкие, позабыв о целомудрии, столь почитаемом в семьях, приверженных национальным традициям.

Чем ближе время шло к вечеру, тем мрачнее становилась Эвелина Родионовна. Впервые для нее прояснилась ситуация вокруг доносов о ее неблагонадежности и сплетне о заразе, которой она может наградить любого, вступившего с ней в контакт. Цель этой затеи мог не увидеть только слепец: Джамиле для своего профессионально неоперившегося сыночка понадобился ее отлично надрессированный класс. При этом Азарханова отобрала у Пазевской учеников так ловко, что теперь об их уважении к ней стало неприлично даже вспоминать. Джамиля проделала это почти гениально: две умело состряпанные бумажки плюс одна ловко запущенная «утка», и Лина превратилась в изгоя. Пазевской было жаль своего титанического труда, который она затратила на своих учеников. Все это оказалось мыльным пузырем, лопнувшим при первом же дуновении ветра. Никому из родителей ее подопечных и в голову не пришло защитить ее доброе имя.

– Ну, что ж, дорогие мои. Подписав кляузу, вы автоматически предопределили профессиональное будущее своих отпрысков. Теперь их судьба, не мое дело. Ребята получат то, что вы захотели сами – духовного наставника с кругозором тапера, недоучки, который на протяжении трех лет не имел никакого соприкосновения с классикой. Но, Миля… Миля! Моя единственная, моя дорогая подруга. Выставила меня перед всем городом растлителем юных душ и заразной шлюхой! Надругалась даже над светлой памятью Женечки… В общем, что говорить, мастерица по грязным технологиям! Будь у меня силы и жизнь, я бы попыталась рассчитаться с ней, а так? Господи, о чем я думаю? Может, у меня вообще на этом свете осталось несколько светлых дней? До начала следующего курса осталось всего четверо суток!

Было поздно. Эвелина Родионовна смертельно устала. Она с трудом поднялась с кресла, на котором отдыхала в гостиной, и направилась в свою спальню. Навстречу вышла Таня. Она была в просторном шелковом бледно– розовом пеньюаре, отделанном тончайшим кружевом. Под ним виднелась полупрозрачная ночная сорочка, сквозь которую просвечивало молодое, роскошное тело. Ее нежное, печальное лицо утопало в море кудрей, золотистыми змейками, струящимися по белоснежным плечам и пышной груди.

– Ну, дорогая, ты прекрасна, как Тициановская модель! Приляг перед зеркалом, и затмишь его знаменитую Венеру! Не хватает только толстеньких кудрявых ангелочков, – восхищенно произнесла Лина, и в ее глазах закружились ледяные искры.

– Если не очень утомилась, зайди ко мне в комнату на несколько минут. Есть дело.

Скинув халат и с облегчением вытянувшись, Эвелина спросила дочь:

– Скажи детка, теперь ты себе нравишься?

– Да, мама, и это меня удивляет! Я привыкла видеть себя молодой, изящной и подвижной, а этот облик мне непривычен. Я по-прежнему думаю о себе, как о мерзкой корове, но подхожу к зеркалу и понимаю, что это не так.

– Скажи, ты очень скучаешь по мужу?

– О чем ты, мама? Я слышать о нем не могу! Меня трясет от отвращения и страха!

– Ну, а если тебя станет домогаться высокий эффектный брюнет в самом расцвете сил, и к тому же влиятельный и при деньгах

– Не знаю, я об этом не думала. Такой человек, наверняка, женат, и у него есть дети. Полагаешь, я рискну снова нарваться на неприятности? Нет, ни за что! Теперь я никому не верю, всех боюсь, а потому ни от кого ничего не хочу.

– Отлично, родная. Но если за тобой начнут ухаживать, сможешь ли ты держать себя в руках, не дерзить, не дергаться и отказывать с милой улыбочкой, поблагодарив за внимание?

– Конечно, мама. Если это произойдет, я действительно буду польщена. Но сойтись? Нет, это просто невозможно! Ни за что!

– Хочу сказать тебе еще одну вещь. Запомни, если легкомысленно отнесешься к интимным отношениям с кем-нибудь из здешних жеребчиков, то рискуешь сразу же залететь. И не смотри удивленно! Я полагаю, твой Миша уже много лет бесплоден, потому и к врачам тебя не пускал… Теперь о деле. Завтра ты встанешь пораньше, приведешь себя в полный порядок и пойдешь в Горисполком к Урманову. Он старый приятель Фаргина, его кабинет находится на том же этаже, что был у Жени – мой друг заведовал отделом индивидуального строительства. Исмаил хорошо со мной знаком, его сын окончил у меня училище три года назад. Ты представишься ему, скажешь, что я при смерти, а потому хочу точно знать, в чем меня обвиняют. Если Иса сможет добраться до кляуз, порочащих мое имя, пусть сделает с них копии. Я хочу с ними ознакомиться. Это – дело серьезное. Мы обе не в курсе того, сколько мне осталось жить, поэтому смело иди и проси. Он не посмеет тебе отказать. И помни, родная, тебе надо себя беречь. Пока ты еще не готова к встряскам, которые бывают у тех, кто заводит романы с женатыми мужчинами!

Таня поднялась, чтобы уйти, но Лина остановила ее. С трудом встав с постели, она достала из тумбочки бархатную коробочку и отдала ее дочери.

– Здесь изумительный, поистине царский гарнитур из золотистых топазов: серьги, подвеска на бархатной ленточке и кольцо. Мне его Женя подарил незадолго до своей гибели. Купил в столичной комиссионке. Я его не носила, мне кольцо велико. Хотела отдать мастеру, чтобы уменьшил, но не успела. Все это оденешь завтра со своим новым костюмом – ты должна быть неотразима. Держись с достоинством и не сутулься. Представь, что ты императрица Екатерина II. Поняла? Перед уходом обязательно разбуди меня, я хочу поглядеть, как ты будешь выглядеть.